крича:

— Младший братец, младший братец!

Вбежав в соседнюю комнату, она чуть не наступила на спящую у двери небольшую собачку, воскликнув:

— А, вот ты где! Кто у нас самый умный пес на свете? Пойдем, мой умник! — с этими словами она взяла из кучки лежавших у стены мешков самый маленький, и со словами:

— Ты поможешь мне по хозяйству? — привязала мешок к ошейнику собачонки, а с другой стороны воткнула под ошейник длинный гибкий прут, к концу которого была привязана аппетитная косточка, оказавшаяся как раз перед носом собачки.

Собачонка, в восторге от внимания хозяйки, от запаха косточки и от знакомой игры, подскочила на всех четырех лапах и устремилась вперед, стараясь схватить кость, но кость, подпрыгивая на конце прута, исправно от нее убегала. Она кинулась во двор, а из волочившегося сзади мешочка сыпалась тонкая струйка зерна, к ней тотчас со всех сторон сбегались куры и начинали клевать.

Собачка пробежала по двору мимо загородки, где стоял, мирно пережевывая сено, великолепный вороной конь, и устремилась за калитку, на холмик, к расположенному там маленькому родовому храму.

Почтенный Фа Зу, глава семейства, склонившись в храме перед плитами с выписанными на них именами и титулами ранее почивших предков семьи Фа, возжигал курительные палочки и усердно молился:

— Почтенные предки! Пожалуйста, помогите Мулан понравиться свахе сегодня! — он замер на коленях, благочестиво сложив ладони перед грудью, но как раз в этом миг в храм с лаем влетела собачонка, волоча за собой мешочек с зерном, а следом за ней — полдюжины оглушительно кудахчущих кур, которые тотчас начали усердно клевать зерно.

Не обращая внимания на этот невообразимый шум, Фа Зу, стоя на коленях, с благоговением повторил:

— Прошу вас, пожалуйста, помогите!

А сама Мулан в это время бегом поднималась по лесенке, ведущей к храму. В руках у нее был поднос с чайником и двумя чашками. Она уже успела надеть длинное платье и обуться — неприлично ведь входить в родовой храм полуголой и босиком!

Пробегая мимо сидящей у входа собачки, которая по-прежнему безуспешно пыталась дотянуться до косточки, Мулан наклонилась, сунула косточку в зубы собачонки, и… столкнулась с почтенным Фа Зу, как раз выходящим из храма! Поднос подпрыгнул в ее руках, чайник и чашки взлетели в воздух, но Мулан ловко, как фокусник, подхватила чайник и одну из чашек. Правда, вторая разбилась, но ее это ничуть не смутило.

— Отец, я принесла отвар! — воскликнула она. Подвесив чайник на кончик трости, на которую опирался Фа Зу, она наполнила чашку, и подала отцу:

— Не забывай, врач сказал — три чашки утром, и три вечером.

Приняв чашку, Фа Зу произнес:

— Мулан, ты уже должна быть в городе! Мы надеемся, что ты…

— …Приумножишь честь нашей семьи! — закончила за него Мулан елейным голоском, напустив на себя самый торжественный и многозначительный вид. — Не волнуйся, отец! Я тебя не подведу! — и она за спиной старательно прикрыла рукавом написанные на руке иероглифы. — Пожелай мне удачи! — и с этими словами Мулан вприпрыжку помчалась к дому.

— Поспеши! — промолвил отец, держа в руках чайник и чашку. — А я пойду еще помолюсь! — и он, сильно прихрамывая, направился обратно в храм.

На главной улице города было шумно и многолюдно. В четыре ряда катились повозки, запряженные лошадьми и ослами, тачки, которые толкали полуголые мускулистые люди, скакали верховые, шествовали пешеходы…

У обочины стояла уже не молодая, но еще очень красивая женщина и с беспокойством всматривалась вдаль. Позади нее откинулась занавеска на двери и показалась толстуха небольшого роста с самоуверенным и надменным лицом.

— Фа Ли, ваша дочь еще не пришла? Сваха терпением не отличается! — заявила она и с достоинством вернулась в дом.

— Опоздать в такой день! Зря я не помолилась предкам об удаче… — с отчаяньем проговорила Фа Ли.

Стоящая рядом старушка только ухмыльнулась беззубым ртом.

— Откуда у них удача? Они же давно умерли… К тому же я припасла талисман на счастье! — и она приподняла клеточку из соломы, в которой сидел большой красивый Сверчок.

Тот радостно пискнул, а бабушка Фа решила тут же испытать свой талисман. Она прикрыла ладонью глаза, повыше подняла клеточку и бесстрашно шагнула на дорогу. Фа Ли, заметив это, кинулась за ней, но было уже поздно. Бабушка с закрытыми глазами переходила дорогу, а вокруг нее мчались повозки, лошади, люди… Две телеги, запряженные быками, резко свернув в сторону, чтобы не задавить старуху, столкнулись, в них врезалась еще одна, колеса, мешки, горшки и арбузы посыпались на землю, а бабушка Фа, как ни в чем не бывало, благополучно дошла до другой обочины, открыла глаза, и удовлетворенно объявила:

— Да, этот Сверчок приносит удачу!

Сам же Сверчок, который, в отличие от бабушки, не закрывал глаз и все видел, прижимаясь к стенке клетки, дрожа и икая от страха, в этот миг хлопнулся в обморок.

Едва Фа Ли успела облегченно перевести дух, как послышалось конское ржание — великолепный вороной конь промчался по улице и остановился рядом с ней. На коне без седла, с одной лишь уздечкой, красовалась Мулан, сидя по-мужски, то есть верхом, насколько ей это позволяло длинное платье.

Она лихо, подобно цирковой наезднице, соскочила и радостно воскликнула:

— Вот и я! — но радость ее тотчас увяла при виде грозно нахмуренных бровей матери. — Что? Но, мама, я…

— Не оправдывайся! — заявила Фа Ли, и, подхватив Мулан под руку, поскорее повела ее к двери свахи. Бабушка со «счастливым» Сверчком в руках ковыляла сзади.

Едва все они вошли в дом, как сваха с помощью матери и бабушки тотчас принялась за дело. Прежде всего, Мулан затолкали в большой чан с водой, чтобы как следует помыть.

— Ой! — закричала она. — Холодная!

— Слишком долго пришлось тебя ждать, — сурово возразила мать, — Вот вода и остыла.

И тут она заметила размытые водой иероглифы на правой руке девушки.

— Это еще что такое?!

— Ну… — смущенно пробормотала Мулан, — Это… Чтобы ничего не забыть…

Возмущенная мать, не находя даже слов, так пихнула свою дочку, что та с головой ушла под воду, а бабушка, стоя рядом, бормотала:

— Все это трудней, чем я думала…

Пока Мулан усиленно намыливали, отмывали и вытирали, сваха изо всех сил суетилась вокруг, а когда, наконец, вымытая и одетая Мулан уселась на циновке, сваха с помощницей вновь накинулись на нее, сооружая из ее длинных и блестящих волос нечто немыслимое — никогда еще у Мулан не было такой роскошной прически!

Потом настал черед портнихи, которая примеряла, надевала и подкалывала на Мулан праздничные платья, потом ей накрасили губы, подвели брови и набелили лицо, так что она пришла в ужас, заглянув в