— До нужд обыденных, до самых первых, как солнце и свеча, простых забот…
Пол подо мной начинает раскачиваться, мне кажется, что я падаю.
— Алекс… — Я пытаюсь что-то сказать, но слова застревают в горле.
Он целует мои щеки, легко, едва касаясь губами.
— Люблю любовью всех моих святых, меня покинувших, и вздохом каждым…[4]
— Алекс, — уже громче повторяю я.
Сердце колотится так сильно, что кажется, вот-вот вырвется наружу.
Алекс отступает.
— Элизабет Браунинг, — с улыбкой говорит он и проводит пальцем по моей переносице. — Тебе не понравилось?
Алекс продолжает смотреть мне в глаза, и от того, как он задает этот вопрос, тихо и серьезно, у меня возникает ощущение, что он спрашивает не только о стихах.
— Нет. То есть да, но…
Правда в том, что я не понимаю, о чем мы говорим. Я не в состоянии трезво думать или связно говорить. Одно-единственное слово, как ураган, как циклон, набирает силу внутри меня, и я сжимаю губы, чтобы не дать ему вырваться наружу.
«Любовь, любовь, любовь, любовь…»
Я никогда не произносила вслух это слово, не говорила его никому, даже в мыслях.
— Ты не должна ничего объяснять.
Алекс делает еще один шаг назад, а у меня снова возникает смутное ощущение, что на самом деле мы говорим о чем-то другом. Я его чем-то расстроила. То, что сейчас произошло (а что-то произошло, пусть я не понимаю, как и почему), расстроило Алекса. Он улыбается, но я вижу это по его глазам, и мне хочется извиниться или обнять его за шею и попросить поцеловать меня. Но я все еще боюсь открыть рот, боюсь, что это слово вырвется наружу, боюсь того, что произойдет потом.
— Иди сюда. — Алекс кладет книгу на место и протягивает мне руку. — Я хочу тебе что-то показать.
Он подводит меня к кровати, и снова мне становится безумно неловко. Я не понимаю, чего он от меня ждет, и, когда он садится на постель, стою как дурочка и не знаю, что делать.
— Все хорошо, Лина, — говорит Алекс.
Как всегда, стоит Алексу произнести мое имя, я расслабляюсь. Он отодвигается подальше и ложится на спину, я делаю то же самое, и мы лежим бок о бок. Кровать неширокая, места как раз на двоих.
— Видишь? — Алекс подбородком указывает наверх.
Над нами сияют, мерцают, вспыхивают звезды. Тысячи и тысячи звезд, их столько, что они похожи на водоворот белых снежинок в иссиня-черном небе. Я открываю рот от восторга, просто ничего не могу с собой поделать. Не думаю, что когда-нибудь видела столько звезд. Небо так близко, оно словно натянуто над трейлером Алекса, кажется, мы можем спрыгнуть на него с кровати, оно поймает нас и будет подкидывать, как батут.
— Ну как? — спрашивает Алекс.
— Люблю.
Это слово выскакивает из меня, и груз, что давил мне на грудь, тут же исчезает.
— Я люблю это, — повторяю я, пробуя запретное слово на вкус.
Стоит произнести раз, и дальше ты говоришь его без труда. Одно короткое слово. В нем весь смысл. Просто удивительно, что я никогда не говорила его раньше.
Я чувствую, что Алекс доволен, он улыбается, это слышно по его голосу.
— Без водопровода, конечно, плохо, но признай — вид потрясающий.
— Я бы хотела здесь остаться, — не подумав, говорю я и сразу поправляюсь: — Ну, не по- настоящему. Не навсегда, но… Ты понимаешь, что я хочу сказать.
Алекс подкладывает руку мне под голову, я придвигаюсь чуть ближе и уютно устраиваюсь у него на плече.
— Я рад, что ты это увидела, — говорит он.
Какое-то время мы лежим молча. Грудь Алекса поднимается и опускается в такт его дыханию, и вскоре это движение начинает меня убаюкивать. Руки и ноги у меня тяжелеют, мне кажется, что звезды над трейлером складываются в слова. Я всматриваюсь в них, пытаюсь понять их значение, но веки тоже наполняются тяжестью, и я уже не в силах держать глаза открытыми.
— Алекс?
— Да?
— Прочитай еще то стихотворение.
Я не узнаю свой голос, он звучит словно откуда-то издалека.
— Какое? — шепотом спрашивает Алекс.
— То, которое ты знаешь наизусть.
Я плыву, я уплываю.
— Я много знаю наизусть.
— Тогда любое.
Алекс делает глубокий вдох и начинает читать:
— Я несу твое сердце в себе, твое сердце в моем. Никогда не расстанусь я с ним…[5]
Алекс продолжает читать, слова обтекают меня, так солнечные лучи скользят по глади моря, проникают в его глубины и освещают темную бездну. Я лежу с закрытыми глазами. Удивительно, но я все равно вижу звезды — из ничего рождаются целые галактики, пурпурные и розовые солнца, бескрайние серебряные океаны и тысячи белых лун.
Когда Алекс тихонько трясет меня за плечо, мне кажется, что я проспала не больше пяти минут. Небо по-прежнему непроглядно-черное, луна светит все так же ярко, но по оплывшим свечам я догадываюсь, что проспала как минимум час.
— Пора идти, — говорит Алекс и убирает волосы с моего лба.
— А сколько сейчас времени? — осипшим со сна голосом спрашиваю я.
— Скоро три, — Алекс переворачивается на бок и встает с кровати, а потом подает мне руку и ставит меня на ноги. — Мы должны перейти границу, пока Спящая красавица не проснулась.
— Спящая красавица? — ничего не понимая, переспрашиваю я.
Алекс тихо смеется.
— После поэзии, — говорит он и наклоняется, чтобы поцеловать меня, — переходим к сказкам.
И вот мы идем через лес, потом по разбитой дороге между уничтоженных бомбами домов, потом снова через лес. Меня не покидает ощущение, будто я все еще сплю. Мне не страшно, когда мы перелезаем через заграждение, я даже не нервничаю. Намотанная поверху спираль колючей проволоки во второй раз вообще не проблема, а тени уже не вселяют страх, они защищают нас, как плащ от дождя. Пограничник на посту номер двадцать один пребывает в том же состоянии — сидит, положив ноги на стол, голова откинута, челюсть отвисла. Потом мы бесшумно идем к Диринг-Хайлендс, и тогда меня посещает очень странная мысль, она похожа на кошмар и желание одновременно, будто все это сон, а когда я проснусь, то снова окажусь в Дикой местности. Возможно, проснувшись, я обнаружу, что всегда жила там, а Портленд, лаборатории, комендантский час и процедура — все это затянувшийся кошмар.
Дом тридцать семь по Брукс-стрит. Мы пробираемся внутрь через окно и, как на стену, натыкаемся на запах плесени. Я провела в Дикой местности всего несколько часов и уже соскучилась по той жизни: по ветру, который, как океан, шумит в ветвях деревьев, по волшебным запахам цветущих растений, по шороху бегающих в подлеске зверушек… По жизни, которая пробивает себе дорогу и распространяется все дальше и дальше…
Никаких преград, никаких стен…
Алекс ведет меня к дивану, накрывает одеялом, целует и желает спокойной ночи. Утром у него смена в лаборатории, ему едва хватит времени, чтобы заскочить домой и принять душ перед работой. Я слышу, как
