блистательным победам!Со мной тебе и пища не нужна.На что желудок засорять обедом! Домчат нас быстро ветер и волна.Советую, ступай за мною следомИ убедись, что речь моя верна.И я пошел, хоть, признаюсь, без веры,Однако впрямь — не лгал лукавый бог!Но вы представьте зрелище галеры,Сколоченной из стихотворных строк!И всюду — только рифмы и размеры,Ни строчки прозы я найти не мог.Обшивка — глоссы. Их на обрученьеНевесте умилительно поют,И ей потом в замужестве мученье.Гребцы — романсы[38], бесшабашный люд!Они любое примут назначенье,Годны везде, куда их ни суют.Корма была, — такого матерьялаЯ не видал, но, видно, дорогой,И в нем сонетов череда мелькалаС отделкою неведомо какой,А на штурвал терцина налегалаУверенной и мощною рукой.Являла рея длинное сплетеньеТомительных элегий — горький стон,Похожий на рыданье, не на пенье.И мне напомнил тех страдальцев он,Что на себе постигли выраженье:«Под реей перед строем проведен!»Болтливый ракс был весь из редондилий,Они сплетались, гибки и стройны.В грот-мачту здесь канцону обратили,На ней канат в шесть пальцев толщины,А снасти были, все из сегидилий,До тошноты нелепостей полны.Из крепких стансов, правильной шлифовки,На славу были стесаны борта.По всем канонам, вместо облицовки,На них была поэма развита.И твердые сонетные концовкиДля паруса пошли взамен шеста.Вились флажки цветистой полосою —Стихами разных форм, размеров, длин.Сновали юнги быстрою толпою,И был украшен рифмой не один.А корпус представлялся чередоюПричесанных и правильных секстин[39].И гость, моим довольный изумленьем,Дав оглядеть мне свой корабль чудной,Склонился мягким, вкрадчивым движеньемИ ласково заговорил со мной.И речь его могла казаться пеньем,Мелодии подобна неземной.И молвил он: «Среди чудес вселеннойНет равного, и ни один народГалеры столь большой и драгоценнойНе выводил на лоно синих вод:Лишь Аполлон рукою вдохновеннойПодобные творенья создает.На этом судне бог твой светлоликийРешил собрать поэтов всей земли.От Тахо до Пактола все языкиУже мы обозрели и сочли.Когда мальтийских рыцарей владыке[40],Великому магистру, донесли,Что на Востоке поднят меч кровавый, —Созвав бойцов отважных легион,Им белый крест как символ веры правойНапечатлеть велел у сердца он.Так, осажденный рифмачей оравой,Зовет своих поэтов Аполлон.И вот я план составил для начала,Как лучших на подмогу нам собрать.Я не искал в Италии причала,И Францию решил я миновать.Меня галера в Карфаген примчала.В Испании пополнив нашу ратьИ тем подвинув начатое дело,Вернусь, не медля, к берегам родным.Твое чело, я вижу, поседело,Ты старыми недугами томим,Но ты красноречив и будешь смелоСпособствовать намереньям моим.Так в путь! Не будем тратить ни мгновенья!Вот полный список — мной составлен он.Ты назовешь достойных восхваления,Когда внимать захочет Аполлон».Он вынул лист, и, полон нетерпенья,Увидел я длиннейший ряд имен:Преславные сыны Андалусии,Бискайцы, астурийцы — все сполна.Кастильцы все, и среди них такие,С которыми поэзия дружна.Меркурий молвил: «Это всё — живые,Отметь по списку лучших имена,Кто среди них великие и кто намПомочь могли бы отстоять Парнас?» —«Что знаю, — так ответил я с поклоном, —О лучших расскажу тебе тотчас,Чтоб их прославил ты пред Аполлоном».Он стал внимать, я начал мой рассказ.* * * * * * *Случается, стихи родит досада,Когда ж при этом пишет их глупец,В таких стихах ни лада нет, ни склада.Но я, терцины взяв за образец,Поведал все перед судом суровым,Чего понтийский и не знал певец.[41]«О Аполлон, — таким я начал словом, —Не ценит чернь избранников твоих,Награда им — в одном венце лавровом.Преследуем, гоним за каждый стихНевежеством и завистью презренной,Ревнитель твой не знает благ земных.Давно убор я создал драгоценный,В котором Галатея расцвела[42],Дабы вовек остаться незабвенной.Запутанная сцены обошла.[43]Была ль она такой уж некрасивой?Была ль не по заслугам ей хвала?Комедии то важной, то игривойЯ полюбил своеобразный род,И недурен был стиль мой прихотливый.Отрадой стал для многих Дон Кихот.Везде, всегда — весной, зимой холоднойУводит он от грусти и забот.В Новеллах слышен голос мой природный,Для них собрал я пестрый, милый вздор,Кастильской речи путь открыв свободный.Соперников привык я с давних порСтрашить изобретательности даром,И, возлюбив камен священный хор,Писал стихи, сердечным полон жаром,Стараясь им придать хороший слог.Но никогда, из выгоды иль даром,Мое перо унизить я не могСатирой, приносящею поэтамНемилости иль полный кошелек.Однажды разразился я сонетом:«Убийственно величие его!»[44] —И я горжусь им перед целым светом.В романсах я не создал ничего,Что мог бы сам не подвергать хуленью,Лишь Ревность принесла мне торжество.[45]Великого Персилеса тисненьюЗадумал я предать — да служит онМоих трудов и славы умноженью.Вослед Филиде песен легкий звонМоя Филена в рощах рассыпала,[46]И ветер уносил под небосклонМечтания, которых я немалоВверял теченью задушевных строк.Но божья длань меня не покидала,И был всегда мой помысел высок.Влача покорно жребий мой смиренный,Ни лгать, ни строить козни я не мог,Я шел стезею правды неизменной,Мне добродетель спутницей была.Но все ж теперь, представ на суд священный,Я не могу не вспомнить, сколько злаУзнал, бродя по жизненным дорогам,Какой урон судьба мне нанесла.Привык мечтать я о большом и многом,Но не ропщу, пускай мой жребий мал», —Так в раздраженьи говорил я с богом,И ласково тимбреец[47] отвечал:«Источник бед во мраке скрыт судьбою,Но каждому узнать их суждено.Одни берут земное счастье с бою,Другим само является оно.И скорбь идет безвестною тропою.Но если благо смертному дано,Да соблюдет он свой удел счастливый!Равно достойно — блага добыватьИль сохранять рукою бережливой.Уже ты, знаю, ведал благодать.Прекрасный дар Фортуны прихотливойЛишь неразумный может утерять.Так вот, поэт, чтобы не знать урона,Скатай свой плащ и на него садись.Рука судьбы порой неблагосклонна,Но вдруг удача поднимает ввысьТого, кто счастье заслужил законно».Я отвечал: «О мой сеньор, вглядись,В плаще ли я стою перед
