спасителя день за днем.

Магия? Нет. Обстоятельность, цепкость и умение сложить одно с другим. Если у тебя длинная шея лебедя – больше ценишь жизнь, что ли?

Год-другой, и парень стал лечить. Больные потекли к нему с вершин и ущелий. Теодор ни в чем нуждался, и никому не отказывал. Когда ему исполнилось двадцать пять, он слыл самым завидным женихом в округе. В двадцать семь – еще спорил с матерью, желавшей внуков. В двадцать восемь – случайно зашел в корчму на Шибком Спуске.

И встретил охотников.

Захлебываясь от восторга, те хвастались напропалую. Виконт Дельгаро с друзьями, отбившиеся от свиты герцога Сорентийского – о, в их изложении битва со злобным великаном-людоедом обретала черты эпопеи. Горцы, сидевшие в корчме, угрюмо молчали. Ссориться с аристократами, памятуя характер герцога, никто не хотел. Был великан, и нет.

Невелика потеря.

Один Теодор, радуя виконта, смотрел на трофей – голову старика на лебяжьей шее. И кивал в такт рассказу. А как насмотрелся, угостил охотников пивом. Примите, ваши милости. Хорошее пиво, крепкое. Долго помнить будете.

Он все делал обстоятельно. И сейчас не сплоховал. Умри виконт от яда, и месть Карла Строгого обрушится на горы. Это Теодор понимал. А вот то, что отныне каждый из охотников в постели с женщиной мог только рыдать или браниться, и род Дельгаро угас – бывает, и никто не виноват.

К сожалению, так думали не все.

Год спустя в горах объявился землемер. Горцы к нему отнеслись с равнодушным гостеприимством. Пусть меряет, от скал не убудет. Скоро землемер сказался хворым и явился к Теодору – лечиться от поноса. Выпил отвар из корня кровохлебки, выпил и горячего вина с хвощом и спорышом.

– Извини, дружок, – сказал. – Понос – это правда. А землемерство… Давай по душам, хорошо? Я же чую, Высокой Наукой у тебя и не пахнет. Значит, неподнадзорно…

Лже-землемером оказался Климент Болиголов, профос Надзора Семерых – частного ордена-невидимки, контролирующего злоупотребления магией. Ситуация с виконтом Дельгаро криком кричала о чьей-то мести. Следов порчи малефики не нашли; не нашел их и профос Надзора, побывав сперва у виконта, а потом и у Теодора.

Ловкость рук, травки-муравки, и никакого мошенничества.

– Сволочь он, твой виконт, – подвел гость итог длинному разговору. – Дай-ка руки умыть… Спасибо. Ну что, я поехал?

– Доброго пути, – ответил Теодор.

Он понимал, что отделался легким испугом. Он просто не знал еще, что жизнь его изменилась самым решительным образом.

Вскоре, не прячась под масками землемеров, в горах объявились волхвы из Коллегиума Волхвования. Умница-профос дал им знать о сельском таланте – алмазе, нуждающемся в огранке. Из беседы с волхвами Теодор вынес главное: ему предлагают учиться. Да, поздновато. Но лучше поздно, чем никогда. Два года общей подготовки. Потом – университет.

Что взамен? – договоримся.

В тридцать лет Теодор Равлик поступил в Универмаг по коллежской квоте. С письменным обязательством: получив степень бакалавра, а впоследствии, чем бес не шутит, и магистра, он продолжит работу в фармакологических лабораториях Коллегиума.

Славное будущее, если задуматься.

Дымношей бы одобрил.

Это Теодор и придумал переноску.

Глядя, как Келена карабкается по ступенькам, держась за перила – и категорически, чуть ли не враждебно отказываясь от помощи – он вспоминал Олора. Если Дымношей нашел в себе силы воззвать о спасении, то от гордячки-гарпии такого вовек не дождешься. В конце лестничного марша Келена не выдержала – оперлась на руку Марыси. А Теодор понял, что проблему нужно решать радикально. На второй этаж гарпия кое-как забралась. Но следующее занятие – на пятом.

Хорошо, что сейчас – большая перемена.

Попросив Келену обождать на подоконнике, усач с грохотом ссыпался по лестнице в лабиринт катакомб, звавшихся подвалами Универмага. Говорили, что подвалы уходят на семь – на девять! двенадцать!! сто!!! – уровней под землю. Что на нижних ярусах начинается геенна, куда опасаются соваться даже охотники на демонов. Что Нижняя Мама заведует там кафедрой прикладной эсхатологии. Что…

Нет, Теодор Равлик не собирался проверять: легенды это, или правда. Его интересовало совершенно конкретное помещение на минус первом, вполне благоустроенном этаже подвала.

– Две крепкие палки, веревка, пила, нож, – выпалил он в лицо лаборанту, бездельничавшему в мастерской. – Быстро!

Окажись на месте усача Яцек или, скажем, Клод – лаборант послал бы нахала к бесу под хвост. Но Теодор не выглядел юнцом-первокурсником. Бакалавр, как минимум. А судя по напору, чей-то ассистент. Лаборант вздрогнул, сфокусировал сонный взгляд, убедился, что усатый «командир» и рукоприкладством не побрезгует – и принялся шарить по закромам.

Заказ нашелся за пару минут. Еще минут десять понадобилось, чтобы при помощи пеньковой веревки соорудить из двух палок – длинной и короткой – конструкцию, схожую с трапецией, какой пользуются гимнасты в цирке. Теодор со своим изделием подмышкой бегом покинул мастерскую, а лаборант остался в недоумении: кто это был, что за штуку он состряпал, и главное – зачем?

Должно быть, очень большое колдовство…

Гарпия ждала его в компании Марыси и Яцека, который безуспешно пытался развлечь дам светскими беседами.

– Готово! – возвестил Теодор. – Яцек, клади этот конец на плечо…

Мальчик повиновался, с опаской глядя на сокурсника.

– Забирайся, Келена. Мы тебя отнесем. Не портшез, но сойдет…

Гарпия с сомнением осмотрела переноску системы механикуса Равлика – и вдруг улыбнулась.

– Спасибо.

С неожиданной легкостью она запрыгнула на нижнюю перекладину, крепко вцепившись в дерево. По лицу нельзя было понять, какой ценой далась избитой гарпии эта легкость. Ни стона, ни вздоха; словно не ее вчера лупили на убой. «Держись за веревки, – хотел сказать Теодор, – или за верхнюю перекладину…»

Это оказалось лишним. Келена, чуть-чуть покачиваясь, прекрасно сохраняла баланс. Дополнительная опора ей не требовалась. «С детства привыкла сидеть на ветках. Или на чем там сидят гарпии? На насесте?» – усач прикусил язык. Хватит нам и одного остряка на курс, решил он.

Пятый этаж покорили без приключений. И на практикум по бытовым наговорам успели вовремя. Правда, на них косились все встречные. Студенты хмыкали; кое-кто за спиной давился смешком. Преподаватели отводили взгляды и с деланным безразличием торопились дальше.

– Чего это они? – недоумевал наивный Яцек.

Его, похоже, мало в детстве били, вот и не поумнел.

После практикума к носильщикам, отчаянно стесняясь, подошли Клод – и Хулио Остерляйнен собственной хамоватой персоной. Оба старательно делали вид, что им все равно, и вообще.

– Давайте мы вас сменим, – Клод без особого успеха пытался расковырять носком башмака потемневший от времени паркет.

– Ага, – кивнул Хулио. – Всю жизнь мечтал…

– О чем? – заинтересовался Яцек.

– Кур по базару таскать. Ночью спал и видел. Отвали, цыпленок, дай подержаться…

Марыся прыснула в кулак. Теодор пожал плечами и уступил переноску добровольцам. Спускаться по лестнице, неся гарпию на плечах, оказалось трудней, чем подниматься.

– Вот же заразы! – бурчал Остерляйнен. – Не могли все занятия на одном этаже устроить! Это если ману по методе Нихона копить, тогда да! Скачи, как баран, мышцу нагуливай. А нам, с тонкой организацией