На лбу Курца забилась жилка.

— Можно подумать, я куплюсь на его уговоры, после всего, что произошло!

— Но он говорил правду, — отчеканил Кембри, впервые поворачиваясь к Курцу всем телом: широко раскрытые глаза, забитые в уголках Рипли или байрумом, или как там он его называл. Брызги слюны испятнали щеки, лоб и маску Курца. — Я слышал его мысли! И Перли тоже! ОН ГОВОРИЛ ЧИСТУЮ ПРАВДУ! ОН…

Курц, двигаясь почти со сверхъестественной быстротой, неуловимым движением выхватил из кобуры пистолет и выстрелил. Отдача в замкнутом пространстве казалась громовой. Фредди, вскрикнув от неожиданности, дернул за руль, и «хамви», потеряв управление, развернулся поперек дороги. Перлмуттер взвизгнул и зажмурился. Смерть была милостива к Кембри: мозги вылетели в окно через дыру в затылке и в одно мгновение рассеялись по ветру. Он и руки поднять не успел.

Не успел сообразить, что надвигается, верно, дружище? — подумал Курц. Вижу, твоя знаменитая телепатия тут бессильна!

— Верно, — скорбно проговорил Перли. — Как быть с человеком, который сам не знает, что сделает в следующий миг? Психи — люди неуправляемые.

Курц навел пистолет на Перлмуттера.

— Назови меня психом еще раз. Я хочу послушать.

— Псих! — немедленно повторил Перли. Губы его растянулись в улыбке, обнажая оставшиеся зубы, между которыми темнели дыры. — Псих-псих-псих. Не станешь ты стрелять. Прикончил моего дублера, но больше такого себе не позволишь!

Он явно взвинчивал себя, и с каждым словом голос его опасно повышался. Труп Кембри бился о дверцу, холодный ветер, врывавшийся в окно, раздувал пряди волос и байрума.

— Заткнись, Перли, — миролюбиво бросил Курц. Он явно чувствовал себя лучше и успел немного успокоиться. — Кембри получил по заслугам. — Держись за свою планшетку и молчи. Фредди!

— Да, босс.

— Ты по-прежнему со мной, Фредди?

— До конца, босс.

— Оуэн Андерхилл — изменник, Фредди, можешь ты вознести благодарение Господу за то, что помог разоблачить его?

— Благодарение Господу! — Фредди сидел прямой как палка и смотрел прямо вперед, на дорогу и световые конусы фар «хамви».

— Оуэн Андерхилл предал страну и своих товарищей. Он…

— Он предал тебя, — прошептал Перлмуттер.

— Верно, Перли, и не стоит переоценивать собственное значение, сынок, это единственное, чего не стоит делать, потому что, как ты сам сказал, псих не знает, что стукнет ему в голову в следующую минуту.

Курц уперся взглядом в широкий затылок Фредди.

— Мы затравим Оуэна Андерхилла, его и этого парня, Девлина, если он все еще с ним. Понятно?

— Так точно, босс.

— Ну а пока сбросим балласт. — Курц вытащил из кармана ключ от наручников, потянулся к трупу, пачкая руки в застывающем желе, не успевшем улететь в окно, и наконец нашел дверную ручку. Еще секунда — и усопший мистер Кембри, благодарение Господу, обрел снежный саван.

Тем временем Фредди остервенело чесал зудевший, как черт, пах. Подмышки тоже чесались, и…

Слегка повернув голову, он заметил, что Перли уставился на него. Огромные потемневшие глаза казались бездонными на бледном, усеянном красными пятнами лице.

— На что это ты пялишься? — осведомился Фредди.

Перлмуттер молча отвернулся к окну.

Мистер Грей наслаждался новизной человеческих эмоций, мистер Грей наслаждался человеческой едой, но мистеру Грею определенно не пришелся по душе процесс опорожнения кишечника Джоунси. Он отказался даже взглянуть на то, что выдал, просто подтянул брюки и застегнул слегка дрожащими руками.

О Господи, неужели даже не подотрешься? — возмутился Джоунси. По крайней мере хоть воду спусти!

Но мистер Грей хотел одного: поскорее убраться из кабинки. Хорошо еще, что сполоснул руки, прежде чем ринуться к выходу!

Джоунси не слишком удивился, заметив в дверях патрульного.

— Забыли застегнуть ширинку, друг мой, — заметил тот.

— И правда! Спасибо.

— Едете с севера, верно? По радио передают, там такие дела творятся! Правда, тамошние станции не поймаешь. Чуть ли не инопланетяне, и все такое!

— Я из Дерри, — ответил мистер Грей. — Откуда мне знать?

— Позвольте спросить, что выгнало вас из дома в такую ночь, как эта?

Объясни, что друг заболел, подсказал Джоунси, чувствуя укол отчаяния. Он не хотел видеть это, тем более участвовать, хоть и невольно.

— Больной друг, — коротко бросил мистер Грей.

— Неужели? Что ж, сэр, хотелось бы видеть ваши водительские права и удостоверение…

Но тут глаза патрульного полезли на лоб. Повернувшись, он скованно зашагал к стене, на которой висела табличка:

Постоял так немного, вздрагивая всем телом… и стал биться головой о кафель, резкими, ритмичными рывками. От первого удара слетел «стетсон». После третьего потек кларет, сначала собираясь каплями на бежевых плитках, потом растекаясь темными ручейками. Джоунси, бессильный остановить этот ужас, потянулся к телефону. Но в трубке было тихо. Неизвестно когда: поедая ли вторую порцию бекона или впервые продриставшись в человеческом облике, мистер Грей перерезал линию. Джоунси остался один.

Несмотря на отвращение, а может, и вследствие его, Джоунси расхохотался, когда его руки принялись вытирать полотенцем с эмблемой «Дайзерта» кровь с кафельной стены. Мистер Грей по достоинству оценил знания Джоунси в такой деликатной области, как сокрытие (избавление) от трупа, и обнаружил, что буквально напал на золотую жилу. Как верный поклонник и тонкий ценитель ужастиков, детективов и криминального чтива Джоунси, если так можно выразиться, с годами стал настоящим экспертом. Даже сейчас, когда мистер Грей бросил окровавленное полотенце на грудь мокрого мундира патрульного (куртка пригодилась, чтобы закутать изуродованную голову), в голове Джоунси прокручивалась сцена захоронения тела Фредди Майлса в «Талантливом мистере Рипли», причем одновременно из фильма и из романа Патриции Хайсмит. И этим дело не ограничилось. Эпизоды из других фильмов появлялись и исчезали, накладывались друг на друга так, что у Джоунси кружилась голова, словно он стоял наверху обрыва и смотрел в пропасть. Но это еще не самое худшее. С помощью Джоунси талантливый мистер Грей обнаружил то, что ему понравилось куда больше, чем поджаристый бекон, куда больше, чем возможность черпать из неиссякаемого колодца ярости Джоунси.

Мистер Грей открыл для себя убийство.