Дальше идет еще какой-то текст, но Генри не собирается его читать. Вместо этого он думает, какой переполох обычно поднимается в Дерри при одном намеке на исчезновение ребенка. Сегодня восьмое, значит, девчонки нет почти сутки, а фото уже запихнули в угол, как нечто второстепенное. Не имеющее особого значения. И в газете ничего не было, Генри знает это, потому что успел ее прочесть, вернее, просмотреть, пока заглатывал хлопья с молоком.

Может, заметка похоронена в разделе местных новостей, думает он, и тут его осеняет. Ключевое слово «похоронена». В Дерри таким вот образом много чего хоронят.

Взять хоть пропавших детей. За последние годы их немало исчезло, неизвестно куда, и все про них знают, недаром такое приходило мальчикам на ум в тот день, когда они встретили Даддитса Кэвелла, но взрослые предпочитают не говорить об этом вслух. Словно очередной пропавший ребенок — искупительная жертва за право жить в столь мирном чудесном местечке. И при этой мысли Генри охватывает возмущение, мало-помалу вытеснившее его идиотскую радость.

Она тоже была милой… и эти ее БарбиКен… Забавно… Такая же добрая, как Даддитс. Он помнит, как их четверка провожала Даддитса в школу — все эти прогулки — и как часто у ворот переминалась Джози Ринкенхауэр, со своими ободранными коленками и большой пластиковой сумкой:

«Привет, Даддитс».

До чего симпатичная девчонка была.

И есть, думает Генри. Она…

— Она жива, — уверенно подхватывает Бивер, вынимает изо рта изжеванную зубочистку, внимательно осматривает и роняет в траву. — Жива, и где-то в городе. Так ведь?

— Да, — кивает Пит, не отрывая глаз от снимка, и Генри без труда читает его мысли… почти те же, что у него самого: как она выросла. Та самая Джози, которая в иной, более справедливой жизни могла бы стать подружкой Дуга Кэвелла.

— Но думаю… Она… знаете…

— Она в глубоком дерьме, — говорит Джоунси. Он уже успел освободиться от мантии и сейчас тщательно ее складывает.

— Она застряла, — как во сне бормочет Пит, все еще глядя на фото. — В ловушке, только вот…

Его указательный палец ходит взад-вперед, как маятник: тик-так, тик-так, тик-так.

— Где? — шепчет Генри, но Пит качает головой.

Джоунси тоже качает головой вслед за ним.

— Давайте спросим Даддитса, — внезапно говорит Бивер.

И все понимают почему. Потому что Даддитс видит линию. Даддитс…

— …видит линию! — внезапно закричал Генри, вскидываясь и едва не стукаясь головой о потолок кабины «хамви», чем насмерть перепугал Оуэна, который все это время пребывал в некоем надежно защищенном, закрытом со всех сторон уютном местечке, где нет никого, кроме него, бури и бесконечной линии фонарей, единственного доказательства того, что они по-прежнему находятся на шоссе. — Даддитс видит линию!

«Хамви» подпрыгнул, забуксовал, колеса заскользили, но Оуэн в последнюю минуту сумел справиться с машиной.

— О Господи, старик, — выдохнул Оуэн. — Хоть предупреждай, что ли, когда в следующий раз крыша поедет!

Генри потер лицо ладонями, вдохнул и медленно выпустил воздух из легких.

— Я знаю, куда мы направляемся и что будем делать…

— Уже лучше.

— …но должен сначала рассказать историю, так что ты поймешь.

Оуэн искоса глянул на него.

— А ты? Ты понимаешь?

— Не все, но больше, чем раньше.

— Валяй. До Дерри еще час. Времени хватит?

По мнению Генри, времени было более чем достаточно, особенно если общаться мысленно. Он начал с самого начала… с того, каким, по его разумению, это начало было. Не с нашествия серых, не с байрума, не с хорьков, а с четырех мальчишек, мечтавших увидеть фото королевы бала выпускников с задранной юбкой, только и всего. Ни больше ни меньше.

Оуэн машинально продолжал крутить руль, хотя голова его наполнилась множеством связанных между собой образов, скорее как во сне, чем в кино.

Даддитс, первая поездка в «Дыру в стене», Бивер, блюющий в снег. Утренние походы в школу, Даддитсова версия игры: они выкладывают карты, а Даддитс вставляет колышки. Как они повезли Даддитса смотреть Санта-Клауса… ну просто полный улет! И как обнаружили фото Джози Ринкенхауэр на доске объявлений накануне выпускного вечера.

Оуэн увидел, как они подъезжают к дому Даддитса на Мейпл-лейн в машине Генри — мантии и шапочки свалены позади, они здороваются с мистером и миссис Кэвелл, сидящими в гостиной с пепельно- бледным мужчиной в комбинезоне с эмблемой газовой компании «Дерри Газ» и плачущей женщиной: Роберта Кэвелл обнимает за плечи Эллен Ринкенхауэр, уверяя, что все будет хорошо: «Господь не допустит, чтобы с дорогой малышкой Джози что-то случилось».

Они в самом деле сильны, восхищенно думает Оуэн. Боже, ну и дают! Как такое может быть?

Кэвеллы почти не обращают внимания на пришедших: все четверо стали почти своими на Мейпл- лейн, а Ринкенхауэры слишком погружены в бездну ужаса, чтобы заметить гостей. Они не прикоснулись к кофе, поданному Робертой. «Он в своей комнате, мальчики», — сообщает Элфи Кэвелл с грустной улыбкой.

Даддитс, занятый оловянными солдатиками (у него их целая армия), вскакивает, едва завидев их на пороге. Даддитс никогда не носит ботинки дома: только шлепанцы в виде забавных кроликов, подарок Генри на день рождения, он любит эти шлепанцы настолько, что будет носить, пока они не превратятся в розовые плюшевые отрепья, подклеенные со всех сторон пластырем. Но сейчас на нем ботинки. Он ждал их, и хотя улыбается так же солнечно, как всегда, глаза его серьезны.

— Уда ем? — спрашивает Даддитс. «Куда идем?»

И…

— Так вы все были такими? — прошептал Оуэн. Правда, Генри уже говорил что-то в этом роде, но до сих пор он не представлял, о чем идет речь. — Еще до этого?

Он касается тонкой полоски байрума на щеке.

— Да. Нет. Не знаю. Помолчи, Оуэн. Лучше слушай.

И сознание Оуэна вновь наполняется образами из восемьдесят второго.

К тому времени, как они добираются до Строфорд-парка, на часах уже половина пятого, и по софтбольному полю рассыпались девочки в желтых блузках, волосы у всех забраны в хвостики, продетые через резинки бейсболок. У многих пластинки на зубах.

— Батюшки мои, да у них руки не тем концом вставлены, — говорит Пит, и, возможно, так и есть, но веселятся они на полную катушку. В отличие от Генри, у которого в желудке свернулся комок дурного предчувствия. Он даже рад, что Джоунси выглядит точно так же: напуганным и притихшим.

Если у Пита с Бивером воображения — ноль, то на них со стариной Гэриеллой его чересчур много. Для Пита и Бива все это игра, как в киношках и книгах про детективов-вундеркиндов, но для Генри… Не найти Джози Ринкенхауэр — это само по себе ужасно. Но найти ее мертвой…

— Бив, — говорит он.

Бив, увлеченно наблюдающий за девочками, оборачивается к Генри:

— Что тебе?