Коп, с несколько подозрительной, по мнению Джоунси, медлительностью все еще жевал свой пирог, и, проходя мимо, Джоунси ощутил, как сущность мистера Грея (все больше очеловечивающаяся) растворяется, проникает в голову копа, принимается ее обшаривать. И теперь различными системами жизнеобеспечения Джоунси не управляет ничего, кроме красно-черного облака.

Джоунси молниеносно схватил со стола телефон и на миг усомнился, не зная, правильно ли поступает.

Просто набери 1-800-ГЕНРИ, подумал он.

Последовала короткая пауза, и где-то в ином мире раздались звонки.

— Идея Пита, — пробормотал Генри.

Оуэн, сидевший за рулем «хамви» (огромного, шумного, но оборудованного гигантскими шинами и летевшего сквозь бурю, как на крыльях), повернул голову. Генри спал. Очки сползли на кончик носа. По векам, опушенным байрумом, пробегала легкая рябь каждый раз, когда под ними двигались глазные яблоки. Генри видел сон. Интересно, о чем?

Наверное, Оуэн сумел бы пробраться в голову нового товарища и узнать, в чем дело, но почему-то не посмел. Не слишком это порядочно.

— Идея Пита, — повторил Генри. — Пит увидел ее первым.

Он вздохнул так печально и устало, что Оуэну стало не по себе. Нет, он не хочет принимать никакого участия в том, что творится в мыслях Генри. До Дерри еще целый час или больше, если ветер не стихнет. Пусть немного поспит.

Позади здания школы раскинулось футбольное поле, где некогда выкобенивался Ричи Гренадо, демонстрируя свое мастерство, но Ричи вот уже пять лет как покоится в геройской могиле, еще одно ДТП маленького городка, в духе Джеймса Дина. Его сменяли другие герои, получали свою долю лавров, взрослели и исчезали. Но до футбольного сезона еще далеко, и поле усеяно чем-то вроде огромных красных птиц с черными головами. Эти вороны-мутанты, сидящие на складных стульях, смеясь, перекаркиваются о чем-то между собой, но мистер Трек, директор, возвышающийся на импровизированной трибуне, с микрофоном в руке, без труда их перекрикивает.

— Последнее сообщение, прежде чем я распущу вас! — гремит он. — Не буду твердить вам о необходимости собрать академические шапочки в конце церемонии, поскольку по многолетнему опыту знаю, что с таким же успехом мог бы обращаться к стенке…

Смех, аплодисменты, крики «ура».

— Но предупреждаю, НЕМЕДЛЕННО СЛОЖИТЕ ИХ И УБЕРИТЕ НА МЕСТО, ИНАЧЕ БУДЕТЕ ПЛАТИТЬ ЗА КАЖДУЮ ПОТЕРЯННУЮ!

Свистки и непристойные звуки, из которых самый громкий издает Бивер Кларендон.

Мистер Трек в последний раз оглядывает аудиторию.

— Юные леди и джентльмены выпуска восемьдесят второго, думаю, что имею право сказать от имени преподавательского состава, что горжусь вами. На этом репетиция окончена, так что…

Последние слова тонут в общем реве, не помогают никакие динамики; красные вороны поднимаются в жестком шорохе нейлона и разлетаются. Завтра они разлетятся навсегда, хотя три вороны, смеясь и топая к стоянке, где Генри оставил машину, еще не осознали этого. Не поняли, что детским годам через несколько часов придет конец. До них пока не дошло… и, может, это к лучшему.

Джоунси хватает шапочку Генри, небрежно напяливает поверх своей и бежит к автостоянке.

— Эй, кретин, отдай! — вопит Генри, цапнув шапочку с головы Бивера.

Тот возмущенно кудахчет и, смеясь, мчится за Генри. Все трое резвятся, забыв обо всем. Красные мантии надуваются, хлопают по джинсам. Джоунси гордо демонстрирует две шапочки: кисточки бьются о виски, вид самый потешный. Шапочка Бивера сползла Генри на уши, закрыв лоб. Длинные черные волосы Бивера развевает ветер, изо рта торчит неизменная зубочистка.

Джоунси еще находит время дразнить Генри: то и дело оглядываясь на бегу, он подначивает:

— Ну же, мистер Баскетбол, бегаешь, как девчонка. Шевели ходулями!

В один из таких моментов он едва не врезается в Пита, прохлаждающегося у северного въезда на стоянку и коротающего время за изучением доски объявлений. Пит, всего-навсего перешедший в выпускной класс, хватает Джоунси, наклоняет, словно даму в танго, и крепко целует в губы. Шапочки слетают с головы Джоунси, и тот визжит от растерянности.

— Педик чертов! — вопит он, лихорадочно растирая рот… и… и тоже смеется.

Все Питовы выходки: иногда лишнего слова не добьешься, настоящий тихоня, а потом возьмет и выкинет какой-нибудь фортель, раздолбай этакий!

— Я так давно мечтал об этом, Гэриелла, — сентиментально вздыхает Пит. — Теперь тебе известны мои истинные чувства.

— Пидор гребаный, если наградил меня сифилисом, я тебя придушу!

Подоспевший Генри подхватывает с травы свою шапочку и лупит ею Джоунси.

— На ней травяные пятна! — возмущается он. — Если мне придется за нее платить, ты от меня дождешься не только поцелуев, Гэриелла!

— Не давай обещаний, которых не сумеешь сдержать, мудак, — огрызается Джоунси.

— Прелестная Гэриелла! — торжественно парирует Генри.

Подбегает запыхавшийся Бив, так и не выплюнувший зубочистку, подбирает шапочку Джоунси, заглядывает внутрь и кричит на всю стоянку:

— Да тут пятно от сгущенки! Кому знать, как не мне, если я каждое утро нахожу парочку на простынях!

И набрав в грудь воздуха, громко кричит на радость всем удаляющимся с поля выпускникам в красных мантиях:

— Гэри Джоунс дрочит в свою шапочку! Эй, слушайте все! Гэри Джоунс дрочит…

Джоунси вцепляется в него, валит на землю, и оба катаются по асфальту в облаках красного нейлона. Шапочки откатываются в сторону, и Генри поспешно убирает их, чтобы спасти от неминуемой гибели.

— Слезай с меня! — пыхтит Бивер. — Сейчас раздавишь, болван! Член Иисусов! Ради Бога…

— Даддитс знал ее, — говорит Пит, давно потерявший интерес к дурачествам друзей и не разделяющий их веселья.

Настроение у него явно не то (Пит, возможно, единственный из них, кто ощущает приближение великих перемен). Он снова смотрит на доску объявлений.

— И мы тоже. Та, что всегда стояла за воротами Академии Дебилов.

— Привет, Дадди, как дела, — пищит он девчачьим голосом.

Получается довольно мило. Ничуть не издевательски. И хотя имитатор из него неважный, Генри мгновенно узнает оригинал. И вспоминает девочку с пушистыми светлыми волосами, большими карими глазами, вечно ободранными коленками, с белой пластиковой сумочкой, в которой вместе с ленчем лежат БарбиКен. Она всегда называла их так, БарбиКен, словно они были единым целым.

Джоунси и Бив тоже понимают, о ком идет речь, да и Генри кивает. Это все связь между ними, так продолжается уже несколько лет. Между ними — и Даддитсом. Вот имени они ее не помнят, помнят только, что фамилия была невозможно длинной и труднопроизносимой. Кроме того, она втюрилась в Даддитса и вечно поджидала его у Академии Дебилов.

Троица в выпускных мантиях собирается вокруг Пита и изучает доску объявлений.

На ней, как всегда, куча листочков — продажа выпечки, мойка машин, прослушивание кандидатов в местную рок-группу, летние занятия в Фенстере, написанные от руки студенческие объявления: куплю, продам, ищу того, кто подвез бы в Бостон, сниму на паях квартиру в Провиденсе.

И в самом верхнем углу фото улыбающейся девочки с копной светлых волос (теперь уже не пушистых, а мелкозавитых) и широко раскрытыми, чуть недоумевающими глазами. Ее больше нельзя назвать малышкой. Гарри (уже не впервые) потрясен тем, как быстро растут дети (включая его самого), но он узнал бы эти темные растерянные глаза повсюду.

ПРОПАЛА — гласит подпись под снимком, а чуть пониже, более мелким шрифтом, добавлено: