— Понятно, — кивнул я. — То есть он вернулся в реальный мир, так?

Я думал о тех людях, которых видел в корпусе, где жил брат моего друга. Эти люди не имели ничего общего с реальным миром. Даже когда они плакали, смеялись или издавали какие-то звуки.

— Именно так, — согласился Гейрин. — У него в мозгу словно вспыхнул яркий свет. Я не знаю, что послужило тому причиной и как долго это будет продолжаться, но…

Есть ли хоть какая-то возможность показать ему шахту, мистер Саймс? Я знаю, что вы не имеете на это права, готов спорить, страховая компания устроит скандал, если узнает об этом, но для Сета эта экскурсия, похоже, очень важна.

А следовательно, и для всех нас. Денег у нас, конечно, в обрез, но я могу дать вам сорок долларов за потраченное вами время.

— Я бы не сделал этого и за четыреста, — ответил я. — Такое делается или бесплатно, или не делается совсем. Поедем. Возьмем один из наших вездеходов.

Ваш старший сын может сесть за руль, если вы не возражаете. Это тоже нарушение инструкции, но, как говорится, семь бед — один ответ.

А тому, кто, читая это, сочтет меня дураком (да еще дураком, навлекающим неприятности на собственную голову), стоило бы увидеть, каким счастьем осветилось в тот момент лицо Билла Гейрина. Я чертовски сожалею о том, что произошло с ним и остальными членами его семьи в Калифорнии, о случившемся я узнал только из письма его сестры, но поверьте мне, в тот день он был счастлив, и я радовался, что приложил к этому руку.

Мы отлично проводили время до того, как пережили “легкий испуг”.

Гейрин разрешил старшему мальчику, Джеку, отвезти нас к валу, окаймлявшему карьер.

Надо ли говорить, в каком он был восторге? Думаю, Джек Гейрин тут же отдал бы мне свой голос, реши я баллотироваться на должность Бога. Хорошая это была семья, и все очень любили маленького мальчугана. Конечно, их потрясло внезапное обретение им дара речи, но как много людей радикально изменили бы из-за этого свои планы? А вот они изменили, и, насколько я могу судить, без единого слова протеста.

Малыш лопотал всю дорогу, что-то я понимал, что-то нет. Говорил он по большей части о персонажах “Золотого дна”, о ранчо Пондероза, о преступниках, серебряных шахтах.

И еще о каком-то мультфильме.

Про каких-то мотокопов. Он показывал мне фигурку, изображающую героиню этого мультфильма, рыжеволосую даму с бластером, который малыш мог вынимать из кобуры и как-то вставлять ей в руку.

К тому же он барабанил ручками по борту вездехода и называл его “Рука справедливости”. Когда он произнес это впервые, Джека от смеха бросило на руль (ехали мы не быстрее десяти миль в час) Он еще сказал: “Да, а я полковник Генри.

Предупреждаю, впереди Силовой коридор”!

И все расхохотались. Я тоже, захваченный общим энтузиазмом.

И лишь гораздо позже я вспомнил, что среди прочего маленький Сет не раз упоминал “старую шахту”.

Если тогда у меня и возникли какие-то ассоциации, то исключительно с “Золотым дном”. Мне и в голову не приходило, что он говорит о Рэттлснейк номер один, потому что о ней он знать не мог! Даже жители Безнадеги не знали, что мы отрыли во время последней серии взрывов.

Черт, именно из-за этого я и сидел в воскресенье за столом: писал докладную в центральную контору о нашем открытии с предложениями, касающимися нашей дальнейшей линии поведения.

Когда же мне в голову пришла мысль о том, что Сет Гейрин говорит о Рэттлснейк номер один, я вспомнил, как он вбежал в трейлер, словно бывал там сотни раз, сразу бросился к фотографиям на доске объявлений.

Вот тут у меня по спине пробежал холодок. А от другого воспоминания, о том, что я увидел после отъезда Гейринов в Карсон-Сити, меня уже обдало арктическим холодом. Я еще об этом напишу.

Когда мы добрались до подножия вала, я поменялся с Джеком местами и повел вездеход вверх по грейдерной дороге, отлично укатанной и превосходящей своей шириной многие федеральные автострады (по ней частенько перегоняли тяжелую технику с очень внушительными габаритами). Мы поднялись на гребень и покатили вниз. Как же они охали и ахали. Действительно, перед ними была не просто дыра в земле, а огромный конус карьера глубиной в тысячу футов, прорезающий самые разные слои породы, вплоть до палеозоя. Кое-где сверкали вкрапления пурпурного и зеленого кварца. С вершины вала могучие машины, которые могли свернуть горы, казались детскими игрушками. Миссис Гейрин пошутила, что боится высоты и ее может вырвать, но шутка эта недалеко ушла от истины. Многих тошнило, когда они переваливали через гребень и видели перед собой зев карьера!

Потом маленькая девочка (извините, не помню ее имени, кажется, Луиза) вытянула ручку и спросила:

— А что там за дыра, обтянутая желтыми лентами? Она похожа на большой черный глаз.

— Это находка года, — ответил я. — Можно сказать, открытие, поэтому мы держим его в секрете. Я вам расскажу, если вы пообещаете держать рот на замке. Обещаете? Иначе у меня будут неприятности с начальством.

Они пообещали, и я подумал, что мне действительно можно им все рассказать, потому что они не журналисты, а путешественники, и заглянули сюда проездом. Опять же я подумал, что маленький мальчуган захочет услышать мой рассказ, поскольку без ума от “Золотого дна”.

Как я уже говорил, лишь гораздо позже до меня дошло, что он все это уже знал! Но кто в здравом уме мог такое предположить?

— Это старая шахта Рэттлснейк номер один, — сказал я. — Во всяком случае, мы так думаем. Мы вскрыли ее при взрывных работах. Начальный участок Рэттлснейк завалило в 1858 году.

Джек Гейрин пожелал узнать, что находится внутри.

Я ответил, что нам это неизвестно, никто в старую штольню не заходил, подчиняясь инструкциям ДОТШ note 50.

Миссис Гейрин (Джун) полюбопытствовала, проведет ли наша компания всестороннее исследование штольни. Я ответил, что это возможно, если мы получим разрешение от соответствующих инстанций. Я им не солгал, но и не сказал всей правды. Мы обнесли вход в штольню лентами с надписью “ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН”, как того требовал ДОТШ, но это не означало, что в ДОТШе в курсе нашей находки. Штольню мы открыли совершенно случайно, после очередного взрыва, ничем не отличающегося от предыдущих (когда пыль осела, мы увидели ее черный зев), и пока у нас не было полной уверенности в том, что нам следует предать нашу находку широкой огласке.

Несомненно, она вызвала бы интерес в средствах массовой информации. Если верить легендам, обвал закупорил в штольне сорок или пятьдесят китайцев. Если так оно и было, китайцы должны были сохраниться в штольне, как мумии в пирамиде.

Историки радовались бы как дети, добравшись до их одежды и рабочего инструмента, не говоря уже о самих телах. Конечно, находка вызвала и у нас немалый интерес, но мы не могли войти в штольню без кивка из центральной конторы “Дип эс” в Финиксе, и мало кто из работавших вместе со мной полагал, что нам такое разрешат. “Дип эс” — организация коммерческая, думаю, это понятно всем, кто будет читать написанный мною документ, а разработка месторождений полезных ископаемых, особенно в наши дни, предприятие очень рискованное. Китайская шахта начала давать прибыль лишь с 1992 года, и люди, которые там работали, вставая утром, еще не знали, позволят ли им начать работу, когда они прибудут в карьер. Многое зависело от цены фунта меди (выщелачивание — процесс не из дешевых), но еще больше — от законов, охраняющих окружающую среду.

В последнее время ситуация улучшилась, опросы общественного мнения показывали, что люди начали внимать голосу разума, но окружной и федеральные суды все еще рассматривали дюжину исков, учиненных нашей компании как отдельными людьми, так и общественными организациями (разумеется, “зелеными”), которые ставили своей целью закрыть шахту. Поэтому многие, включая меня, склонялись к мысли, что руководство компании не захочет создавать себе лишних проблем, крича на весь мир, что мы обнаружили древнюю штольню, возможно, представляющую большую историческую ценность.

Ивонн Бейтман, моя коллега-геолог, сказала, узнав о нашей находке: “Я не удивлюсь, если найдутся