— Неплохая идея, — согласился я. И Господь, похоже, придерживался того же мнения, потому что две недели спустя взрыв таки прогремел. Насколько мне известно, безо всякой на то причины.

Гейрин рассмеялся и покачал головой.

— Мы сейчас уедем, и через два часа я не смогу поверить, что все это произошло наяву.

Я ответил, что, может, это и к лучшему.

— Но одного я забыть не смогу, — продолжил он. — Как говорил сегодня Сет. Не просто произносил слова или даже фразы, которые могли понять близкие родственники. Он по-настоящему говорил. Такого мы еще не слышали.

— Мистер Гейрин помахал рукой жене и детям, которые уже забрались в вездеход. — Если он смог заговорить один раз, значит, заговорит еще.

Я надеялся, что заговорит.

Мне бы этого хотелось.

Мальчик меня заинтересовал. Когда я отдал ему Касси, он улыбнулся и поцеловал меня в щеку. Нежно поцеловал, но я уловил на его коже запах шахты.., запах костра, эдакую смесь запахов золы, кофе и мяса.

Мы распрощались с Китайской шахтой, и я отвез Гейринов к трейлеру, где они оставили свой автомобиль. На нас, я отметил, никто особого внимания не обратил, хотя мы проехали по Главной улице.

В жаркий воскресный день, ближе к вечеру, Безнадега превращалась в город-призрак.

Я помню, как стоял у лесенки, ведущей в трейлер, и махал им рукой, когда они направлялись навстречу ужасной трагедии, поставившей точку в их путешествии: сестра Гейрина написала мне, что их расстреляли из проезжавшего мимо автомобиля.

Они все помахали мне в ответ… за исключением Сета. Что бы ни таилось в старой штольне, я думаю, нам повезло, что мы выбрались оттуда. Сет — единственный из всей семьи, переживший побоище в Сан- Хосе.

Раньше его назвали бы “заговоренным”.

Как я уже указывал, в Перу мне часто снились черепа, устилавшие пол штольни.

Я пытался разобраться, что же произошло в тот день, но ничего у меня не выходило, пока я не прочитал письмо Одри Уайлер, которое дождалось моего возвращения из Перу. Конверт Салли потеряла, но адрес запомнила; “В горнорудную компанию города Безнадеги”.

Прочитав письмо, я еще больше укрепился в мысли, что с Сетом что-то случилось, пока он находился под землей, что-то такое, о чем лгать не следует, но я тем не менее солгал. А как мне было не солгать, если я понятия не имел, что могло с ним случиться? Но вот его улыбка… Вернее, ухмылка.

Мальчик был хороший, я радовался, что он не погиб в Рэттлснейке (а мог погибнуть, мы все могли) или в Сан-Хосе, но. Улыбка эта не могла принадлежать этому мальчику. Хотелось бы пояснить это мое утверждение, но нечем.

И вот о чем еще я хочу сказать. Вы помните, я рассказывал, что Сет упоминал о “старой шахте”, но тогда я не связывал его слова со штольней Рэттлснейк, потому что о нашей находке не знали даже в городе, не говоря уже о приезжих из Огайо.

Так вот, я задумался над его словами, стоя у трейлера и наблюдая, как опускается пыль, поднятая колесами их автомобиля. Вспомнил я и о том, как малыш вбежал в трейлер и сразу бросился к аэрофотографиям Китайской шахты на доске объявлений, словно бывал здесь тысячу раз.

Словно он знал. Тогда у меня возникла идея, от которой все похолодело внутри.

Я вошел в трейлер, понимая, что есть только один способ вновь обрести душевное равновесие.

Снимков было шесть. Сделали их весной по заказу компании.

Я снял с кольца для ключей увеличительное стекло и начал внимательно разглядывать фотографии одну за другой. Живот скрутило, организм словно подсказывал мне, что я сейчас увижу.

Аэрофотосъемка проводилась задолго до того, как очередной взрыв вскрыл штольню Рэттлснейк, поэтому ее на снимках быть не могло. И все же она там была! Помните, я написал, как мальчик стучал пальцем по фотографиям, говоря:

“Вот она, вот что я хочу посмотреть, вот шахта”? Мы думали, он говорит о карьере, потому что снимали-то с самолета карьер. Но с помощью увеличительного стекла я смог увидеть отпечатки, которые его пальцы оставили на глянцевой поверхности фотографий. Они все были на южном склоне, именно там, где мы позже нашли штольню.

То есть он говорил нам, что хочет посмотреть не карьер, а штольню, которой не было на фотографиях. Я знаю, это похоже на бред, но я нисколько не сомневаюсь в своей правоте. Мальчик знал, где находится штольня.

И доказательство тому — отпечатки его пальцев. Не на одной фотографии, а на всех шести. Я понимаю, ни один суд не примет к рассмотрению такую улику, но это не меняет того, что мне известно. Нечто, живущее в штольне, почувствовало, что мальчик едет по автостраде, и позвало его. Из всех мучающих меня вопросов важен на самом деле только один: нормальный ли ребенок Сет Гейрин? Я мог бы написать Одри Уайлер и спросить об этом, раз или два даже брался за ручку, но потом вспоминал, что солгал, а мне трудно заставить себя признаваться во лжи. К тому же я не уверен, что мне хочется будить спящего пса. А вдруг у него обнаружатся большие зубы? Я, конечно, так не думаю, но…

Я мог бы еще много чего сказать, но не знаю, стоит ли. Потому что в итоге все возвращается к улыбке.

Мне не нравится его улыбка. Не нравится до сих пор, наверное, поэтому я не могу ее забыть.

Я правдиво написал обо всем, что видел. Господи, знать бы, что же это было!

Аллен Саймс

Старина Док первым перебрался через забор, отделявший лесополосу от участка Карверов. Он удивил всех (в том числе и себя) легкостью, с какой вспорхнул на забор: Джонни лишь подсадил его. Док посидел на заборе секунду или две, чтобы поудобнее перехватиться руками. Он напомнил Брэду Джозефсону костлявую мартышку, застывшую в лунном свете. Потом Биллингсли спрыгнул вниз, что- то буркнув при приземлении.

— Все в порядке. Док? — спросила Одри.

— Да, — ответил Биллингсли. — Полный порядок. Правда. Сюзи?

— Конечно, — нервно согласилась Сюзи Геллер и добавила:

— Миссис Уайлер, это вы? Как вы туда попали?

— Это не важно. Нам надо…

— Что у вас там случилось? Все живы? Мою маму просто трясет.

Все живы? На этот вопрос Брэду отвечать не хотелось. Похоже, не хотелось никому.

— Миссис Рид, — тихо обратился к ней Джонни. — сначала Дэвид, потом вы?

Кэмми коротко глянула на него, повернулась к Дэвиду, что-то прошептала ему на ухо и потрепала по волосам. Дэвид выслушал, на лице его отразилась озабоченность, он что-то зашептал матери, громче, чем она, Брэд расслышал лишь одну фразу: “Я не хочу”. Кэмми усилила напор. На этот раз в самом конце ее речи Брэд уловил слова “твой брат”. Тут Дэвид поднял руки, схватился на верхнюю планку и перемахнул через забор. Брэд успел заметить, что лицо юноши вновь спокойно. Кэмми последовала за ним, ей помогли Одри и Синтия. Когда она оказалась наверху, Дэвид поднял руки. Кэмми упала в его объятия, даже не схватившись для страховки за забор. Брэд подумал, что в тот момент она, возможно, мечтала о падении на землю. Согласилась бы, пожалуй, и на сломанную шею. Зачем ты послала нас сюда, мама? Этот вопрос Дэвида намертво впечатался ей в память. Она всегда будет винить себя в смерти сына. А Дэвид ей это позволит, не напомнит о том, что именно его и Джима обуяла жажда деятельности, именно им принадлежала идея воспользоваться тропой в лесополосе.

— Брэд? — С какой радостью услышал он этот голос, пусть и наполненный тревогой. — Ты здесь, дорогой?

— Я здесь, Би.

— Как ты?

— Отлично. Слушай внимательно, Би, и держи себя в руках. Джим Рид мертв. Как и Колли Энтрегьян,