уверяет, что это не так, у мотокопов нет подружек, но я думаю, он не прав. Откуда взялись космофургоны на Тополиной улице, мистер Маринвилл?
— Я этого не знаю, Ральфи. — Только он знал, пусть не наверняка, но знал.
— Почему они такие большие? И почему, если они хорошие, почему они застрелили моих папу и маму?
Ральфи выронил майора Пайка на пол и ногой отшвырнул игрушку в дальний угол. Потом он закрыл лицо руками и разрыдался. Кэмми Рид уже хотела подойти к нему, но ее опередила Эллен. Вырвавшись из рук Белинды, она подбежала к брату и обняла его.
— Не плачь. Не плачь, Ральфи, я о тебе позабочусь.
— Велика радость, — пробормотал Ральфи сквозь слезы, и Джонни пришлось зажать рукой рот, чтобы не расхохотаться во весь голос.
И почему, если они хорошие, почему они застрелили моих папу и маму?
— Пошли, парни. — Джонни встал и повернулся к близнецам Ридам. — Пора осмотреть окрестности.
На Тополиной улице солнце покатилось к горизонту. По времени вроде бы рано, но покатилось. Оно зависло у западного края неба, как злой красный глаз, зажигая огнем лужи на мостовой и подъездных дорожках. Превращая осколки стекла в тлеющие угли. Глаза псевдостервятника сверкнули рубинами, когда он поднялся на своих крыльях, которые не могли оторвать его от земли, и полетел на лужайку Карверов. Он опустился на траву, переводя взгляд с тела Дэвида Карвера на подругу Сюзи Геллер. Вроде бы никак не мог решить, с кого начать. Так много еды, и вся в его распоряжении. Наконец он выбрал отца Эллен и Ральфа и неуклюжими прыжками приблизился к мертвому мужчине. Одна желтая птичья лапа оканчивалась пятью когтями, вторая — только двумя.
На другой стороне улицы, в доме Уайлеров, в запахе грязи, гамбургеров и томатного супа гремел телевизор. “Регуляторы”, первая сцена в салуне.
— А ты у нас милашка, — говорил Рори Колхаун. В голосе его звучали похотливые нотки, означающие: “Крошка, я собираюсь съесть тебя, словно мороженое, до того, как закончится это”” фильм, и мы оба знаем, что так оно и будет”. — Почему бы тебе не присесть и не выпить со мной”? Ты принесешь мне удачу.
— Я не пью со всякой швалью, — холодно ответила Карен Стил, и все приспешники Рори Колхауна, те, кто не прятался за пределами города, дружно загоготали.
— Что-то мы сегодня не в духе, — проворковал Рори Колхаун под гогот своей банды.
— Хочешь “Доритос” note 46, Питер? — спросил Тэк голосом Лукаса Маккейна из телесериала “Стрелок”.
Питер Джексон, сидящий в кресле перед телевизором, не ответил. Он широко улыбался. Тени с экрана бегали по его лицу, иногда превращая улыбку в безмолвный крик, но он улыбался, будьте уверены.
— Надо ему дать немного, все так, па. — Теперь Тэк имитировал голос Джонни Кроуфорда, который играл сына Лукаса. — Палочки вкусные. Берите, мистер Джексон, не отказывайтесь.
Мальчик зажал несколько палочек в грязной руке и помахал ими перед лицом Питера Джексона. Питер ничего не замечал. Он смотрел на телевизор, сквозь телевизор, глаза его пучились, как у глубоководной рыбы, внезапно поднятой на поверхность. И он улыбался.
— Вроде бы он не голоден, па.
— Думаю, что голоден, сынок. Голоден как волк. Ты голоден, не так ли. Пит? Ему просто надо помочь, ничего больше. Ток бери эти чертовы палочки!
В комнате послышалось мерное гудение. По экрану, где Рори Колхаун как раз пытался поцеловать Карен Стил, побежали помехи. Она ударила его по щеке, шляпа свалилась на пол. Вот тут похотливая улыбка сползла с лица Колхауна. Никому, даже женщинам, не дано права валять его шляпу по полу.
Питер взял палочки, но пронес мимо распяленного в улыбке рта и начал тыкать ими в нос, превращая в труху. Часть крошек попала в ноздри. Неестественно выпученные глаза Питера не отрывались от экрана.
— Чуть выше, чем нужно. — Эти слова произнес голос Хосса Картрайта. Хосс был одним из любимчиков Сета до того, как в нем поселился Тэк, а теперь стал одним из любимчиков Тэка. Тут их вкусы совпадали. — Как насчет того, чтобы попробовать еще раз?
Рука Питера опустилась медленно, рывками, словно грузовой лифт. На этот раз палочки попали Питеру в рот, и он начал их механически жевать. Тэк улыбнулся ему ртом Сета. Демон надеялся (он был не чужд эмоций, пусть и нечеловеческих), что Питеру нравятся “Доритос”, так как ничего другого в этой жизни ему уже не есть. Демон высосал из Питера немало жизненных сил, во-первых, чтобы возместить те гигантские затраты энергии, которых потребовала от него вторая половина этого дня, во-вторых, чтобы запасти энергию впрок. Подготовиться к следующему этапу.
Подготовиться к ночи.
Питер жевал и жевал, крошки “Доритос” падали на футболку, на счастливую физиономию мистера Лыбы-Улыбы на ней. Глазные яблоки Питера, которые так далеко вылезли из орбит, что, казалось, лежали на щеках, подрагивали при каждом движении челюстей. Левый глаз, похожий на выжатую виноградину, был поврежден, когда Тэк проник через него в мозг Питера и украл все нужное, но правым глазом Питер все еще видел. Видел достаточно, чтобы самостоятельно пройти оставшуюся часть пути. А потом ему больше ничего не понадобится.
— Питер! Эй, Питер, ты меня слышишь, старина? — Тэк теперь говорил отрывисто, с интонациями Эндрю Кейза, заведующего кафедрой, на которой работал Питер. Как всегда, имитация голоса удавалась Тэку. Конечно, с голосами героев вестернов или телесериалов дело у него обстояло лучше (сказывалась практика), но и тут получилось неплохо А голос начальства всегда творит чудеса, даже с теми, у кого временно не все в порядке с головой. Питер оторвался от телевизора, повернулся, чтобы увидеть не Сета Гейрина в мотокоповских плавках, измазанных кетчупом, а Эндрю Кейза в элегантном пиджаке.
— Я хочу, чтобы ты пересек улицу, старина, и вошел в лесополосу. До дома бабушки идти тебе ни к чему. Только до тропинки Ты знаешь о тропинке, которая идет по лесополосе?
Питер покачал головой. Его выпирающие глазные яблоки дрожали.
— Не важно, ты ее найдешь С ней трудно разминуться Когда ты подойдешь к развилке, можешь сесть рядом со своим.., другом.
— Моим другом, — повторил Питер без вопросительной интонации.
— Да, совершенно верно.
В действительности же Питер никогда не встречался с человеком, к которому ему предстояло присоединиться у развилки, и никогда уже не встретится, но объяснять все это Питеру не имело смысла. Во-первых, у него не осталось мозгов, чтобы понять. А во-вторых, жить ему осталось самую малость. Он умрет, как умер Херб Уайлер. Умрет, как умер мужчина с тележкой, тот самый, с кем Питеру предстояло вскорости встретиться.
— Мой друг, — вновь повторил Питер, уже более уверенно.
— Точно. — Заведующий кафедрой английского языка исчез, уступив место Джону Пэйну, пытающемуся уподобиться Гэри Куперу note 47. — Ползком ты доберешься туда вернее всего, партнер.
— Вниз по тропе до развилки.
— Именно так.
Питер поднялся на ноги, словно старая заводная игрушка, у которой заржавели шарниры и шестеренки. Его глазные яблоки подрагивали в серебряном отсвете телевизионного экрана.
— Лучше добираться туда ползком. А у развилки я могу сесть рядом с моим другом.
— Да, сэр, этого мы от тебя и ждем. — Это уже был похотливо-насмешливый голос Рори Колхауна. — Отличный он парень, твой приятель. Можно сказать, с него все и началось. Он запалил фитиль. А теперь трогай, партнер. Счастливого тебе пути, до новой встречи.
Питер миновал арку, даже не глянув единственным зрячим глазом на Одри, которая полулежала в кресле с чуть приоткрытыми глазами, пребывая то ли в трансе, то ли в коме. Дышала она медленно и равномерно. Ее ноги, длинные, красивые ноги (они, собственно, и привлекли внимание Херба, когда Одри Уайлер еще была Одри Гейрин) вытянулись поперек комнаты, и Питер чуть не споткнулся об них, шагая, как лунатик, к входной двери. Когда он открыл дверь и свет заходящего солнца упал на его лицо, застывшая