напряженность в ее глазах говорила о том, что она еле сдерживает крик. А Конни Чанг и Майкл Розенберг тем временем направлялись к зданию.

— Ты должен увести меня отсюда, — прошептала Луиза. — Я больше не могу. Мне кажется, я теряю разум.

— Ладно — никаких проблем.

— Я не слышу тебя, Ральф, — мне кажется, я вижу, как сквозь тебя просвечивает солнце. Господи, я уверена в этом!

— О, подожди… Он сконцентрировался и почувствовал, как окружающий мир немного сдвинулся. Краски побледнели, аура Луизы исчезла.

— Теперь лучше?

— В любом случае, плотнее. Он улыбнулся:

— Хорошо. Пойдем.

Ральф взял Луизу под руку и повел к тому месту, где их высадил Джо Уайзер. Именно в этом направлении удалялись кровянистые следы.

— Ты нашел то, что искал?

— Да.

Луиза моментально оживилась:

— Великолепно! Я видела, как ты поднимался — так странно, словно превращался в тонированную фотографию. А потом… Мне показалось, что я могу видеть сквозь тебя… Это было очень странно. — Луиза строго посмотрела на Ральфа.

— Страшно, да?

— Нет… Не страшно. Просто странно. Жуки… Они были ужасными.

Уф!

— Понимаю тебя. Но они все еще здесь.

— Возможно и так, но нашему делу еще конца-края не видно. Так?

— Да — Кэролайн сказала бы, что до рая еще далеко.

— Держись меня, Ральф Робертс, и мы не заблудимся, — Ральф Робертс? Никогда о таком не слышал. Меня же зовут Нортон.

Он был рад.

Что Луиза рассмеялась.

Они медленно шли по асфальтированной автостоянке. Сегодня вечером все здесь будет забито машинами. Приходи, смотри, слушай, покажи себя… А самое главное — докажи своему городу и всей стране, что тебя не запугают никакие Чарли Пикеринги. Даже меньшинство, удерживаемое страхом, не может не проявить свой болезненный интерес.

Приблизившись к беговой дорожке, Ральф и Луиза тем самым подошли к краю савана. Здесь саван был толще, плотнее, Ральф ощущал его кругообразное движение, словно саван был соткан из мельчайших движущихся пылинок. Он напоминал воздух над открытой топкой мусоросжигающей печи, сверкающий от жара сгоравшей бумаги.

Слух Ральфа улавливал два звука, накладывающихся друг на друга.

Верхний был серебристым дыханием. Ральф подумал, что этот звук может принадлежать ветру, если тот научится плакать. От такого звучания мурашки бегали по коже, но второй, нижний, звук определенно был неприятен — слюнявое чавканье, словно где-то поблизости огромный беззубый рот пережевывал пищу.

Подойдя к темной, шевелящейся оболочке савана, Луиза остановилась и обратила испуганный, умоляющий взгляд на Ральфа. Она заговорила голосом маленькой девочки:

— Вряд ли я смогу пройти сквозь это. — Луиза замолчала, борясь с собой, затем снова заговорила: — Знаешь, оно живое. Оно наблюдает за ними.

— Луиза ткнула пальцем через плечо, указывая как на людей, столпившихся на автостоянке, так и на команду телерепортеров и техников, копошащихся у здания. — … И это ужасно, но оно видит и нас, что еще хуже… Так как знает, что мы тоже его видим. Это, скорее, не видение, а чувствование.

Теперь чавкающий звук, казалось, почти выговаривал слова, и чем дальше Ральф прислушивался, тем больше он убеждался в верности своего предположения.

Убирайтесь. Прочь. Вон.

— Ральф, — прошептала Луиза. — Ты слышишь?

Ненавижу. Всех.

Ральф кивнул и опять взял женщину под руку:

— Идем, Луиза.

— Идем?.. Куда?

— Вниз. До самого конца.

Секунду она непонимающе смотрела на Ральфа; затем кивнула.

Ральф почувствовал внутренний щелчок — немного сильнее, чем прошлый раз, и внезапно день вокруг него прояснился. Туманный движущийся барьер впереди них, растаяв, исчез. И тем не менее они зажмурились и задержали дыхание, когда подошли к тому месту, по которому, как они знали, проходил край савана. Ральф почувствовал, как напряглась рука Луизы, когда она поспешно преодолевала невидимый барьер, а когда он сам проходил сквозь него, темный спутанный клубок воспоминаний — медленная смерть его жены, потеря любимой собаки в детстве, образ Билла Мак-Говерна, сползающего по стене и хватающегося за грудь, — окутал его разум, а затем сжал жесткой, неумолимой хваткой. Слух заполнился серебристыми всхлипываниями, такими непрерывными и такими пугающе бессмысленными, — всхлипываниями идиота. Они преодолели барьер.

Когда они вышли из-под деревянной арки автостоянки, Ральф подвел Луизу к скамье и заставил присесть, несмотря на все ее заверения насчет отличного самочувствия.

— Хорошо, но мне и самому необходимо собраться с мыслями.

Она нежно поцеловала его в щеку:

— Сколько угодно, дорогой.

Ральфу понадобилось минут пять, прежде чем он почувствовал в себе достаточно сил. Он взял Луизу за руку, и они вместе встали.

— Ральф, ты отыскал его следы?

Он кивнул:

— Чтобы увидеть их, нам нужно подпрыгнуть на два уровня. Сначала я поднялся на уровень видения аур, потому что на этой ступени время не ускоряет свой бег, но трюк не сработал. Потребовалось нечто большее. Однако следует быть очень осторожными. Потому что, когда мы видим…

— Нас тоже могут видеть. Да. К тому же нам нельзя терять время.

— Абсолютно верно. Ты готова?

— Почти. Кажется, для начала мне нужен еще один поцелуй. Сойдет и мимолетный.

Улыбаясь, Ральф поцеловал женщину.

— Вот теперь я готова. — Тогда идем.

Щелк.

Возле автобусной остановки виднелись красноватые пятна следов, уходившие в сторону дорожки, которой пользовались бегуны с мая по сентябрь.

Луиза задержалась на мгновение около низкого дощатого забора, оглядываясь по сторонам, желая убедиться, что трибуны стадиона пусты, затем подпрыгнула вверх. Она двигалась с легкостью и грацией