конечно, захочет отрубить ему руки. Неизвестно, хотел ли он ехать за ножом, но идея показалась ему чрезвычайно привлекательной, потому что вроде бы настал благоприятный момент для ухода со сцены. Ему надоело лишаться какой-нибудь части собственного тела всякий раз, когда она сердится.

Но он увидел нечто такое, что заставило его застыть на месте.

Полицейский.

Он был все еще жив.

Он поднял голову. Солнечные очки свалились. Теперь Пол мог видеть его глаза. Теперь Пол мог видеть, насколько он молод, молод, изранен, напуган. По его липу струилась кровь. Он сумел встать на четвереньки, упал, превозмогая боль, поднялся опять и пополз к машине.

На середине слегка покатого газона между домом и подъездной дорогой он потерял равновесие и упал навзничь. Какое-то время он лежал неподвижно, согнув ноги в коленях, беспомощный, как опрокинувшаяся черепаха. Потом он медленно перевернулся на бок и благодаря страшным усилиям снова поднялся на четвереньки. Темные пятна крови на его форменной рубашке и брюках росли, расползались, края их соединялись. Он дополз до дорожки. Неожиданно гул газонокосилки усилился.

— Берегись! — закричал Пол. — Берегись, она идет к тебе!

Патрульный повернул голову. На его ошеломленном лице появилось тревожное выражение, и он опять потянулся за пистолетом. Он даже вытащил его — массивную черную штуку с длинным дулом и отделанной темно-коричневым деревом рукоятью, — и тут появилась Энни со своей газонокосилкой, которую она гнала на максимальной скорости.

— СТРЕЛЯЙ В НЕЕ! — заорал Пол.

Пистолет у полицейского был совсем такой же, как у Грязного

(подлюги)

Гарри,[38] но бедняга не выстрелил, а покачнулся и выронил его.

Он потянулся за пистолетом. Газонокосилка Энни сделала резкий поворот и наехала на его протянутую руку. Из отводной трубы косилки полетели брызги крови. Мальчишка в полицейской форме завопил. Лезвие косилки с громким звяканьем прошлось по пистолету. Энни сделала еще один поворот, и на мгновение ее глаза встретились с глазами Пола. Пол понял, что означал этот взгляд. Сначала легавый, потом он.

Парень опять лежал на боку. Увидев, что косилка надвигается на него, он перевернулся на спину и начал отчаянно лупить каблуками по газону, пытаясь закатиться под машину, где косилка его не достанет.

Он не успел сдвинуться ни на дюйм. Гул газонокосилки сделался еще громче, переходя в крик, и Энни наехала на голову патрульного полицейского.

Пол поймал отчаянный взгляд карих глаз, потом глаза исчезли за взметнувшимся в последнем усилии защититься изодранным рукавом, и Пол отвернулся.

Гудение мотора газонокосилки вдруг стало тише, и до Пола донеслись звуки каких-то мягких толчков.

Он повернулся на бок в своем кресле, закрыл глаза, и его вырвало.

Он открыл глаза лишь тогда, когда услышал скрежет ключа в замке кухонной двери. Дверь его спальни оставалась открытой: он видел, как она идет по коридору — в старых коричневых ковбойских сапогах, синих джинсах и мужской майке, сильно забрызганной кровью; на поясе висела связка ключей. Пол отшатнулся от нее. Ему хотелось сказать: Энни, если ты еще что-нибудь от меня отрежешь, я умру. И не от болевого шока. Я умру намеренно. Но он не сумел произнести ни одного слова, издал только серию задыхающихся, исполненных страха звуков, показавшихся ему самому отвратительными.

Впрочем, он все равно не успел бы ничего сказать.

— Тобой я займусь позже, — бросила она и захлопнула дверь. В замке повернулся ключ — в новом замке «Крейг», который, как подумал Пол, заставил бы самого Тома Твифорда признать свое поражение. Стук каблуков Энни в коридоре, слава тебе. Господи, опять стал удаляться.

Он повернул голову и рассеянно посмотрел в окно. Ему была видна лишь часть тела полицейского. Голова его все еще оставалась под газонокосилкой, повернутой под каким-то нелепым углом по отношению к автомобилю. Газонокосилка Энни представляла собой напоминающую трактор управляемую водителем машину, предназначенную для ухода за очень большими газонами. Но не предназначенную для балансирования поверх твердых предметов типа валунов, бревен или голов патрульных полицейских. Если бы автомобиль не остановился в таком положении или патрульный не подобрался бы к нему так близко, газонокосилка скорее всего перевернулась бы, подмяв под себя Энни. Возможно, Энни и не пострадала бы, но не исключено, что получила бы весьма серьезные травмы.

Ей везет, как самому дьяволу, мрачно подумал Пол, наблюдая, как она заводит косилку и одним сильным рывком снимает ее с головы полицейского. Косилка зацепила бок патрульной машины и слегка поцарапала краску.

Теперь, когда полицейский был мертв. Пол почувствовал, что в состоянии смотреть на него. Парень походил на куклу, над которой как следует потрудилась банда хулиганов. Пол ощутил отчаянное сострадание к этому безымянному молодому человеку, но к состраданию примешивалось другое чувство. Без особого удивления Пол понял, что это зависть. Да, патрульный никогда не вернется домой, не увидит жену и детей, если у него есть жена и дети. С другой стороны, он не попал в лапы к Энни Уилкс.

Энни взялась за окровавленную руку трупа и оттащила его по дорожке в сарай, ворота которого оставались открыты настежь. Затем Энни вернулась к патрульной машине. В ее походке Пол почувствовал абсолютное спокойствие, едва ли не безмятежность. Она села за руль полицейского автомобиля и отогнала его в сарай. Выйдя из сарая, Энни закрыла ворота, оставив лишь щель, достаточную для прохода человека.

Она прошла до середины подъездной дорожки, остановилась, уперла руки в бока и огляделась. И снова Пол отметил про себя ее удивительную безмятежность.

Нижняя часть газонокосилки была красной от крови, в первую очередь около отводной трубы — из нее кровь все еще капала. На дорожке и на газоне виднелись обрывки полицейской формы цвета хаки. Возле дорожки валялся пистолет парня: на его дуле осталась заметная царапина. За иглы кактуса, который Энни посадила в мае, зацепился квадратик плотной бумаги. Комментарием к этой сцене мог бы послужить поломанный крест с могилы Босси.

Энни скрылась из поля его зрения, снова направившись к двери в кухню. Она вошла в дом, и Пол услышал, как она напевает: «Она ПРИМЧИТСЯ сюда на шестерке белых коней… Она ПРИМЧИТСЯ сюда на шестерке белых коней… Она примчится сюда на шестерке белых КОНЕЙ, на шестерке белых КОНЕЙ… Она ПРИМЧИТСЯ сюда на шестерке белых коней!»

Когда он снова увидел ее, у нее в руках был большой зеленый пакет и еще три или четыре были прицеплены к задним карманам джинсов. На майке вокруг горла и под мышками выступили большие пятна пота. Когда она прошла мимо, Пол увидел пятно пота, похожее на ствол дерева, у нее на спине.

Многовато пакетов для десятка обрывков одежды, подумал Пол, понимая, что Энни найдет, чем наполнить эти пакеты.

Она собрала с газона обрывки полицейской формы, затем подняла деревянный крест, переломила его пополам — поразительно, но она встала при этом на колени — и опустила обломки в пластиковый пакет. Затем подняла пистолет, повернула барабан, извлекла пули, положила их в карман брюк, одним уверенным движением поставила барабан на место и засунула пистолет за пояс. После этого сняла с колючек кактуса бумажный квадратик, внимательно осмотрела его и сунула в другой карман. Потом прошла к сараю, забросила все пакеты за дверь и вернулась к дому.

Она подошла к крышке погреба, находившейся как раз под окном Пола. Ее внимание привлек еще какой-то предмет. Пепельница. Энни подобрала ее и спокойно протянула через разбитое окно:

— Возьми, Пол.

Он молча взял пепельницу.

— Скрепки подберу потом, — сказала Энни, как будто он уже был готов задать ей вопрос о скрепках. Он же подумал, не стоит ли опустить тяжелую глиняную пепельницу ей на голову, проломить череп и