неизвестных родичей перенеслось в Африку, где должны были развиваться события второй части книги. По иронии судьбы эта чудовищная женщина подвигла его на создание лучшей из книг о Мизери. Йен и Джеффри съездили в Саутгемптон и снарядили для путешествия шхуну под названием «Лорелея». На Черном континенте Мизери, которая иногда впадала в каталептический транс в самые неподходящие моменты (и она, безусловно, умерла бы почти мгновенно, если бы ее когда-нибудь еще раз укусила пчела), должна была исцелиться или погибнуть. В ста пятидесяти милях от Лостауна, небольшого англо- голландского поселения на Берберийском побережье, жило племя бурка, одно из самых кровожадных африканских племен. Людей бурка называли также Слугами Пчел. Немногие из белых путешественников, рискнувших посетить землю бурка, вернулись домой, а вернувшиеся рассказывали удивительные вещи. В той земле есть каменный идол — женское лицо, высеченное из камня; у этой женщины безжалостный взгляд, рот широко открыт, а во лбу горит огромный рубин. Говорили еще — это был всего лишь слух, но уж очень упорный, — что внутри украшенной рубином головы живет стая гигантских пчел-альбиносов, оберегающих свою царицу — желеобразное чудовищное создание, наделенное смертоносным ядом… и грандиозной магической силой.

Такими вот невинными глупостями Пол развлекался днем. А вечерами он тихо сидел в кресле, прислушивался к визгу свиньи и думал о том, как убьет Дракона в юбке.

В реальной действительности играть в «Ты можешь?» оказалось куда труднее, чем в детстве рассказывать истории, сидя в кругу сверстников, или в зрелом возрасте стучать по клавишам пишущей машинки. Когда это всего лишь игра (даже если за нее платят деньги), не так уж сложно изобретать хитрые сюжетные ходы и придавать им правдоподобие — например, объяснить родство Мизери Честейн и мисс Шарлотты Ивлин-Хайд (они оказались сестрами по матери: Мизери еще предстоит узнать, что ее отец живет в Африке среди Слуг Пчел Бурка). Однако в реальной жизни воображение утрачивает свою колдовскую силу.

Нельзя сказать, что Пол не пытался. В ванной полно всяких лекарств. Разве нельзя воспользоваться ими, чтобы убрать Энни с дороги? Взять хотя бы новрил. Хорошая порция этого дерьма — и ему даже не придется убирать ее с дороги. Она уплывет сама.

Хорошая мысль, Пол. Послушай, что нужно сделать. Возьми побольше капсул и затолкай их в ее мороженое. Она, примет их за фисташки и скушает как миленькая.

Нет, это, конечно, не сработает. Да и открывать капсулы и сыпать порошок в мягкое мороженое тоже не стоит. Новрил в чистом виде очень горький. Пол знал об этом по опыту. Она сразу заметит горечь в сладком мороженом… И тогда, горе тебе, Пол. Горе тебе, честное слово.

Прекрасная идея — для романа. Для реальной жизни она не годится. Он сомневался, что осуществил бы ее, даже если бы порошок из капсул был почти или совершенно безвкусным. Просто слишком рискованно, слишком ненадежно. Сейчас речь не об игре; речь о его жизни.

Были у него и другие варианты, но их он отверг еще быстрее. Например, подвесить что-нибудь (сразу пришла мысль о пишущей машинке) над дверью, чтобы проломить ей голову или оглушить, когда она войдет. Или натянуть проволоку на лестнице. Но эти варианты не подходили по той же причине, что и трюк с новрилом: ненадежны. Пол не мог далее думать о том, что с ним будет в случае неудачной попытки покончить с Энни.

На второй вечер Мизери продолжала все так же уныло визжать — звук напоминал Полу скрип ржавых дверных петель, — но корова Босси умолкла. Пол с содроганием подумал, что у нее лопнуло вымя и бедное животное погибло от потери крови. В ту же минуту его воображение (такое яркое!) захотело представить ему мертвую корову, лежащую в луже молока и крови, и он поспешно отогнал эту картину. Он сказал себе, что это идиотизм, коровы так не умирают. Но внутренний голос звучал неубедительно. Он понятия не имел, умирают так коровы или нет. А кроме того, кажется, его проблема — не корова?

Все твои планы сводятся к тому, чтобы убить ее, не прикасаясь к ней; ты не хочешь марать руки ее кровью. Ты — все равно что любитель жареной говядины, который часа не может выдержать на бойне. Но пойми, Поли: сейчас, как никогда, ты должен трезво смотреть в лицо реальности. Реальность такова. И не увиливай. Понял?

Он понял.

Он снова проехал в кухню и шарил в шкафах до тех пор, пока не нашел ножи. Выбрав самый длинный, похожий на нож мясника, он вернулся в спальню, задержавшись в дверях, чтобы счистить следы с косяка. Тем не менее следы стали заметнее.

Не важно. Если она не увидит их еще раз, она никогда их больше не увидит.

Он положил нож на столик у изголовья, перебрался в кровать и засунул нож под матрас. Когда Энни вернется, он попросит у нее стакан холодной воды и, когда она нагнется к нему, вонзит нож ей в горло.

Такова реальность.

Пол закрыл глаза и провалился в сон. Когда «чероки» с заглушенным мотором и выключенными фарами осторожно подъехал к дому в четыре часа утра, он не пошевелился. Он не имел представления о том, что Энни вернулась, пока ему в руку не вонзилась игла шприца. Тогда он проснулся и увидел над собой ее лицо.

Сначала он решил, что ему снится сон на тему его новой книги, что он видит каменную голову Богини Пчел Бурка, а в руку его ужалила пчела…

— Пол!

Он промычал что-то нечленораздельное, желая сказать только: уйди, голос из сна, оставь меня в покое.

— Пол.

Это был голос Энни, а не голос из сна. Да, это была она, и на мгновение паника охватила его с еще большей силой. А потом просто исчезла, утекла, как вода из разбитого сосуда. Какого черта?..

Он совершенно растерялся. Она стоит здесь, в темной комнате, как будто и не уезжала никуда: на ней одна из ее обычных шерстяных юбок и старушечий свитер. В руке у нее игла, и он догадался, что пчелиный укус на самом деле был уколом. Хотя это же одно и то же. Он в плену у богини. Но что же она?..

Вспышка паники попыталась вернуться, но повторилось короткое замыкание. Пол испытывал сейчас только исследовательское любопытство. Ум его задавал отвлеченные вопросы: откуда вернулась Энни и почему именно сейчас? Он попытался поднять руки, и это ему удалось — чуть-чуть… лишь чуть-чуть. На его руках словно повисли невидимые гири. Они тут же с глухим стуком упали на простыню.

Какая разница, что она там мне вколола. Сюда подходит слово, которое я пишу на последней странице книги. КОНЕЦ.

Эта мысль не принесла с собой страха. Вместо страха Пол испытывал какое-то умиротворенное вдохновение.

По крайней мере она постаралась сделать это легко… легко…

— Э-эй, Пол, вот ты и проснулся, — сказала Энни и добавила неуклюже-кокетливо:

— Я тебя вижу. Пол… Вижу твои голубые глаза. Я тебе говорила, какие у тебя красивые голубые глаза? Ну зато другие женщины говорили — те, что красивее меня и смелее выражают свои чувства.

Вернулась. Пробралась в дом в ночи и убила меня, шприцем или жалом пчелы, мне все равно, убила за то, что я спрятал под матрасом нож. Так что теперь я последнее достижение в послужном списке Энни. Затем, когда по телу начала распространяться вызванная уколом легкость, он подумал: Паршивая же из меня вышла Шахразада.

Ему показалось, что сейчас вернется сон — на этот раз последний; но этого не случилось. Он увидел, как шприц скользнул в карман ее юбки, она уселась на кровать… но не туда, где она сидела обычно. Она уселась у него в ногах, и какое-то время он видел только ее массивный корпус, склоненный над каким-то предметом, который она, по-видимому, рассматривала. Деревянный щелчок, звон металлической пластины и шорох — он уже слышал такой шорох. Он тут же понял, когда слышал. А теперь возьмите спички.

«Алмазно-голубые головки». Пол не знал, какие еще предметы принесла с собой Энни, но был уверен в наличии коробка спичек «Алмазно-голубые головки».

Энни повернулась к нему и опять улыбнулась. Что бы с ней ни произошло, но ее вселенская депрессия закончилась. Жестом школьницы она заправила за ухо случайно выбившийся локон. Жест этот показался Полу неуместным, поскольку локон выглядел безжизненным и тусклым.