короткий плащ из барсучьих шкур, бедра покрыты косматой шкурой. В руке он держал огромный стальной топор.

Остальные мало чем от него отличалось. Вооружены топорами, мечами, копьями. У одного на голове ржавый шлем с забралом, наверняка снятый с убитого рыцаря – ужасная картина при голом теле. Другой что есть мочи дул в деревянный свисток, вплетая его свист в волчьи завывания остальных.

– Назад! – крикнул Сарах. – Бежим!

– Никаких шансов, – ответил Хольгер. – Тут, в скалах, пеший легко догонит конного. К тому же нам нужно побыстрее добраться до церкви.

Копье ударило оземь в нескольких шагах перед ним.

– Алианора, влезай! – крикнул Хольгер.

– нет, – мотнула она головой, ощупью ища его ладонь.

– В воздухе тебе будет легче сражаться, – вмешался Сарах. Хольгер жалел, что сам соображает так туго. Девушка тут же вынула ноги из стремян. Лебедица, хлопая крыльями, взмыла в небо.

Дикари остановились, как вкопанные, взвыли кто-то зажмурился, кто-то ничком упал на землю.

– Аллах акбар! – вскрикнул Сарах. – То есть, я хотел сказать, слава богу. Магия не страшит.

Лебедица пикировала. Вождь потряс топором вырвал лук у воина и пустил стрелу. Алианора увернулась в последний момент. Вождь заорал на своих людей, что-то хрипло приказывал, пинками заставил встать тех, кто лежал, уткнув лицо в землю.

– Так… – сказал Гуги… – Этот наверняка – из Круга Мрака, видывал чары и похуже… Он их пытается на нас натравить.

– Но они колеблются, – отозвался Сарах беззаботно, словно сидел за пиршественным столом. Снял с плеча лук, короткий, вытянутый. Посмотрел на Хольгера. – Показать бы им еще парочку фокусов…

Тот в отчаянии подумал о карточных фокусах, представил, как предлагает вождю каннибалов загадать карту… Ага!

– Гуги, высеки огонь! – крикнул он.

– Зачем?

– Поди ты к черту! Огня, быстро!

Гном достал кресало из мешочка на поясе, а Хольгер тем временем набил трубку. Пальцы у него дрожали. Трубка еще не раскурилась, а дикари был уже совсем рядом. Хольгер видел шрам на щеке одного, кость в носу у другого, слышал шлепанье босых ног, и даже, казалось, их дыхание. Глубоко затянулся.

И выдохнул.

Дикари враз остановились, оскальзываясь. Хольгер дымил так, что из глаз покатились слезы, из носа закапало. Слава богу, ветер совершенно стих. Хольгер поднял над головой плащ, чтобы дым лучше был виден на темном фоне. Тронул Папиллона коленями и медленно поехал к дикарям. Те стояли как вкопанные, разинув рты, вытаращив глаза.

Хольгер помахал руками и крикнул:

– Бу-у-у!

Мигом позже ни одного воина в пределах видимости не оказалось. Вокруг валялось брошенное оружие. Вопли дикарей доносились из ущелья далеко впереди. Однако вождь остался и стоял в гордом одиночестве. Хольгер вытянул меч. Вождь охнул и припустил следом за своими людьми. Сарах выстрелил в него из лука, но промахнулся.

Алианора села на землю, превратилась в девушку, подбежала к Хольгеру и обняла его ногу, захлебываясь от восторга:

– Ах, Хольгер, Хольгер!

Сарах спрятал лук, чтобы обеими руками схватиться за бока, и эхо его хохота разнеслось далеко вокруг.

– Гений! – орал он. – Сущий гений! Руперт, как я тебя люблю!

– Хольгер усмехнулся. Он попросту вновь обратился к беллетристике на сей раз «Янки при дворе короля Артура» – но не было смысла это им объяснять. Заимствование оказалось удачным, и этого достаточно.

– Поехали, – сказал он. – Их босс может пинками прибавить им смелости.

Алианора вскочила на коня. Ее щеки разрумянились, она выглядела счастливой. – Быстро же они труса отпраздновали, – злорадствовал Гуги. – А ведь про них всегда молва шла, что воины они хорошие. Почему ж они чар испугались? А потому, что насмотрелись их досыта, самых вредных, вот и не выдержали.

Хольгер не смог с этим не согласиться. Вряд ли эта банда случайно оказалась у них на пути. Должно быть, им приказывала Моргана, как только узнала, что русалка не смогла его у себя задержать. Вряд ли они теперь вернутся.

Сарах подъехал к нему:

– Мне послышалось, что прекрасная госпожа назвала тебя неизвестным мне именем…

Алианора покраснела, пробормотала:

– Н-нет… тебе показалось…

Сарах поднял брови. Он был слишком деликатен, чтобы в лицо обвинить ее во лжи. Девушка подъехала к нему так близко, что их колени соприкоснулись.

– Путешествие наше такое тяжелое, – промурлыкала она. – Не облегчишь ли ты его рассказом о своих приключениях? На чем ты остановился в прошлый раз? Ты совершил столько великих подвигов и так интересно умеешь рассказать о них…

– Ну, если… Изволь! – Сарах подкрутил усы и начал свой рассказ. Широко раскрыв глаза, девушка слушала самую неправдоподобную побасенку, какую Хольгер встречал в своей жизни – но, впрочем, умело поданную. Датчанин схватил поводья Папиллона и отъехал подальше. Радость недавней победы моментально улетучилась.

Вечер застал их у входа в ущелье. Это была ведущая вверх расселина, усыпанная обломками скал. Завтрашнее восхождение на равнину наверняка отнимет многие часы. Но потом, сказала Алианора, им останется до цели всего несколько миль легкой дороги.

Легкой, как спуск в пекло, подумал Хольгер, и его прошибла дрожь.

Трезвомыслящий инженер засвидетельствовал бы, что их путешествие напоминает скорее пресловутую дорогу в заоблачные выси. Но мир инженера лежал бесконечно далеко отсюда, как в пространстве, так и во времени сон, приснившийся когда-то, но стершийся уже из памяти, как это со снами и бывает.

У подножия скалы они наткнулись на луг – если только этот поросший травой пятачок заслуживал такого наказания – и разбили там лагерь. В центре его возвышался каменный монолит. Быть может, язычники в незапамятные времена воздвигли этот менгир, но потом где-то поблизости поселился тот тролль, и люди отсюда сбежали. Настала ночь. Вновь налетел ветер, он все крепчал, пригибая к земле пламя костра искры пролетали, как метеоры, и так же быстро гасли. Воцарилась темнота, лишь изредка озаряемая светом луны, тут же скрывавшейся за грудами облаков. Ночь полна была свиста, шелеста, визга. Все четверо измученные, проглотили несколько кусков и завернулись в одеяла. Гуги выпала первая стража, Хольгеру вторая, глубокой ночью. Он подбросил веток в огонь, плотнее завернулся в плащ, стараясь уберечься от холода и смотрел на своих друзей.

Отблески пламени подрагивали на их неподвижных силуэтах. Сарах спал чутко, как кот, безмятежный и расслабленный, как и днем. Гуги завернулся в одеяло, как в кокон, оттуда торчал лишь его посапывающий нос. Взгляд Хольгера переместился к Алианоре и надолго задержался на ней. Одеяло почти сползло с нее, она лежала на боку, поджав ноги, скрестив руки на груди. Ее лицо, полузакрытое распущенными волосами напоминало, ребячье, удивительно беззащитное. Хольгер нагнулся и укутал ее одеялом. Она улыбнулась во сне, когда губы Хольгера коснулись ее щеки.

Он встал с тяжелым сердцем. Больше беспокоился о ней, чем о себе. Если его затянет вихрь надвигающейся войны, он как-нибудь перебедует, но невыносимой была мысль, что вместе с ним туда затянет Алианору и швырнет ее неведомо куда. Но как этому помешать? Что предпринять?

Он ударил кулаком в ладонь:

– Черти бы меня взяли! – не зная, проклинает он или просит.

– Хольгер.

Он обернулся. Меч вылетел из ножен. Но ничего, кроме темноты, не видно. Шумел ветер, шелестела