близость Хаоса вредно влияет на людей, заражает их трусостью, склоняет к подлостям, подталкивает нарушить законы. – Алианора зябко поежилась. – Когда зло окрепнет, даже те, кто стоит на стороне добра, будут из страха пользоваться все более неприглядными методами борьбы, и тем самым откроют злу свои души.

Хольгер вспомнил о своем мире, где в отместку за Ковентри сравняли с землей Кельн, и кивнул. Шлем вдруг показался ему страшно тяжелым.

Чтобы избежать неприятных сравнений он задумался о делах насущных. Могущество тех, кто их преследует, не безгранично – иначе их давно схватили бы. Но где эти границы пролегают? Что любопытно: не обладающие душой существа вроде обитателей Фаэра весьма слабы физически и в борьбе полагаются лишь на хитрость и коварств. Они быстрые и проворные, но не способны схватиться на равных с сильным человеком. (Правда, великаны, тролли и другие создания Серединного Мира превосходят людей силой, но Алианора говорила, что они неповоротливы и неуклюжи). Они не выносят солнечных лучей и потому устраивают вылазки в населенные людьми районы лишь с наступлением сумерек, но и тогда им приходится избегать освещенных мест и зданий. Их заклятья, как бильярдные шары от стенки отскакивают от каждого, кто охвачен высоким чувством любви: достаточно быть честным и самоотверженным, чтобы не опасаться их. Они могут убить своими руками или погубить кознями, можно оказаться обманутыми ими, попасть в глупое положение, а то и угодить к ним в рабство – но ПОБЕДЫ над человеком в полном смысле этого слова им никогда не добиться. Только если сам человек того захочет.

И еще: сила их чар зависит от расстояния. Чем дальше Хольгер удалялся от Фаэра, тем меньшую угрозу представляли его жители.

Но это отнюдь не означает, что к Альфрику нужно относиться пренебрежительно. Правда, он не был главным предводителем вражьих сил фея Моргана стоит выше, а над ней должны быть другие, вплоть до Того, о ком Хольгер предпочитал не думать. Однако герцог был могуч, хитер, искушен в коварстве и вряд ли отказался от мести. И Моргана еще не взялась за дело всерьез…

Если бы только Хольгеру знать, для чего он им нужен!

Весь день Папиллон карабкался по горам. Лишь к заходу солнца они достигли гребня вершины. Голая каменистая земля, там и сям громоздятся валуны, и меж ними растут редкие пучки травы. Холодный ветер налетал со всех сторон. Папиллон устало отфыркнулся и понурил голову.

– Бедный звереныш, – Алианора потрепала его по шее. – Заставили тебя тяжко трудиться, да? И поесть нечего, одна сухая трава. – Она нашла камень с глубоким углублением и терпеливо лила туда воду из баклажки, пока Папиллон не утолил жажду. Хольгер тем временем обтирал и чистил коня. Неожиданную сноровку в обращении с лошадьми он уже принимал, как должное, но все был удивлен чуточку то нежностью, какую ощущал к Папиллону. Он старался укрыть коня попоной. Потом они выложили магический круг, поужинали и улеглись спать.

Первой дежурила Алианора, за ней Хольгер, за ним Гуги. Отстояв свою стражу, Хольгер лег рядом с девушкой и почувствовал, что больше уже не уснет. Ее голова лежала на его груди, а рука на его плече. За шумом ветра Хольгер не мог слышать дыхание девушки, но он ощущал тепло ее тела, чувствовал как размеренно вздымается ее грудь. Холод проникал под попону, которой они укрылись, и потник, на котором они лежали, плохо защищал от стылой скалы.

Но не холод мешал ему уснуть. Предстоящие опасности занимали мысли, и еще это теплое создание с разметавшимися волосами, лежавшее на его груди… Он попробовал вспомнить Меривен, но стало еще хуже. А ведь сейчас ты бы мог быть с феей Морганой, горько подумал Хольгер.

И оставить Алианору одну в кольце подступавших врагов? Нет! Неосознанно он еще сильнее прижался к девушке. А вот этого как раз не следовало делать. Прежде чем он успел осознать, что происходит, его рука скользнула по тунику из перьев, и ладонь накрыла упругую грудь. Алианора сонно пошевелилась, пробормотала что-то. Хольгер замер, зажмурился, но не нашел в себе силы убрать руку. Наконец, после долгой внутренней борьбы открыл глаза.

Холодно поблескивали звезды. Луны не было, но по положению Большой Медведицы он определил, что рассвет не столь далек. Но пока что стояла полная темнота. На фоне догорающего костра чернел силуэт Гуги, а дальше вздымались на фоне звездного неба громады гор. Та кала…

Раньше ее не было!

Хольгер вскочил, и мигом позже задрожала земля. И еще раз вздрогнула, и еще, словно кто-то молотил в гигантский бубен. Скалы тряслись, как ветхий дом, когда по лестнице спускается кто-то неимоверно тяжелый. Камни покатились по склонам. Хольгер выхватил меч. Великан был уже совсем рядом.

Подошва в человеческий рост длиной растоптала, расшвыряла магический

Круг. Пламя костра вырвало из мрака огромные, давно не стриженные ногти. Алианора вскрикнула. Хольгер заслонил е своим телом. Папиллон подскочил к ним, выгнув шею и встопорщив хвост, вызывающе заржал, ноздри его раздувались. Гуги на четвереньках подбежал к Алианоре.

Великан присел на корточки и пальцем, напоминавшим дубовый сук, поковырял в костре. Взметнулось пламя, и Хольгер рассмотрел, что перед ним гигантский гуманоид, гротескно кряжистый, коротконогий. Его кости должны иметь большое поперечное сечение, чтобы выдержать такую тяжесть мелькнула у инженера шальная мысль.

Неуклюжее тело укутано в шкуры, кое-как сметанные. Долетевший до Хольгера запах заставил порадоваться, что ветер дует от него к великану. Насколько можно разглядеть в спутавшихся волосах и бороде, лицо гиганта деформировано, как у больного акромегалией, надбровные дуги высоко выступают над глазами, нос и нижняя челюсть выпирают вперед, зубы огромные, губы толстенные.

– Прыгай на Папиллона, Гуги, – сказал Хольгер. Ошеломление схлынуло, он больше не боялся. Не осмеливался бояться. – Алианора, взлетай. Я его задержу, насколько смогу.

– Я останусь с тобой, – ее голос чуточку дрожал, но голова гордо поднята.

– Как это получилось? – охнул Гуги. – Он ведь из Серединного Мира родом. Магический круг ему обязан был дорогу преградить.

– Он шел за нами, – сказала Алианора горько. – Они могут красться бесшумно, если понадобится. И ждал, когда у кого-то из нас появятся грешные мысли, и круг потеряет силу, – ее глаза недвусмысленно обвиняли скорчившегося гнома. Хольгер чувствовал себя прескверно, он-то знал, что Гуги тут совершенно ни при чем.

– Говорите так, чтобы я вас слышал!

Голос великана был лишен чересчур варварского выговора, вовсе не казался оглушительным, но тембр его был настолько низким, что неслышимые уху нижние регистры отзывались во всем теле; казалось, кости вибрируют. Хольгер облизнул губы, выступил вперед и сказал как можно громче:

– Во имя Отца и Сына и Святого духа приказываю тебе удалиться!

– Фу! – пренебрежительно отфыркнулся великан. – Поздно, смертный. Ты лишил магический круг силы своими грешными вожделениями и не успел очиститься от этих помыслов, – он вытянул ручищу. – Альфрик сказал мне, что тут отыщется великолепная добыча. Отдайте мне девчонку и проваливайте.

Хольгер искал слова, чтобы полной мерой выразить свое отвращение к такой сделке. Господи, бывают вещи похуже смерти! Увы, все, что пришло ему в голову, никак не годилось для девичьих ушей. Вместо ответа он прыгнул вперед. Его меч ударил по огромному пальцу.

Великан отдернул ручищу, подул на задымившуюся руку и крикнул:

– Постой! Поговорим!

Децибелы его голоса едва не сшили Хольгера с ног. Он опустил меч. Хольгер привык, что он выше ростом всех в округе, но сейчас роли переменились, и нависшее над ним гигантское лицо казалось снизу шире, чем на самом деле. Но он твердо стоял на ногах.

– Послушай, смертный, ты великий рыцарь, я вижу. И железо меня, конечно же ранит. Но очень уж меня много. Я тебя забросаю валунами раньше, чем ты меня успеешь серьезно покалечить. Что ты скажешь насчет поединка полегче? Если превзойдешь меня умом, вы все уйдете невредимыми. И я еще насыплю той шлем золотом доверху. – Он хлопнул по огромной суме у пояса. А если проиграешь, отдашь мне девчонку.

– Нет! – плюнул наземь Хольгер.

– Подожди! Подожди, любимый. – Алианора порывисто схватила его за руку. – Спроси его: он говорит про поединок про поединок на загадках?