Жиана — до того места, откуда меньше трех месяцев назад начался наш блестящий поход на Реймс; тогда развевались знамена, играла музыка, и наши лица светились гордым воспоминанием о Патэ, а народные толпы ликовали, встречали нас приветствиями и провожали благочестивым напутствием. Теперь же шел унылый, осенний дождь, день был сумрачен, небеса печальны, зрителей было немного, и единственным приветствием были слезы, молчание и скорбь.

Потом король распустил это благородное героическое воинство; знамена были свернуты, оружие сложено: позор Франции был довершен. Ла Тремуйль получил венец победителя; непобедимая Жанна д'Арк была побеждена.

Да, я сказал правду: Жанна держала в руках Париж и Францию и попирала пятой Столетнюю войну, но король заставил ее разжать пальцы и сдвинуть стопу.

После того месяцев восемь ушло на скитания с королем, с его советом и с его веселым, щегольским, пляшущим, любезным, шутливым, поющим серенады и развлекающимся двором, — скитания из города в город и из замка в замок; такая жизнь нравилась нам, членам личной свиты, но Жанне была не по душе. Впрочем, она только наблюдала эту жизнь, не принимая в ней участия. Король искренно старался сделать Жанну счастливой и проявлял в этом случае очень ласковую и неизменную заботливость. Все остальные должны были нести на себе тяжелые цепи строгого придворного этикета, но она была свободна, она пользовалась особыми правами. Один раз в день она должна была принести дань учтивости, сказав королю любезное слово, — и больше от нее ничего не требовали. Само собой разумеется, что она постепенно сделалась отшельницей и целыми днями скучала в отведенных ей палатах; размышления и молитвы составляли ее общество, а составление отныне несбыточных военных планов служило ей развлечением. В своем воображении она отправляла отряды войск из разных пунктов с таким расчетом предположенных расстояний, сроков, даваемых каждому отряду, и условий местности, чтобы все части войск встретились в заранее заданный день или час и немедленно соединились для начала сражения. То было ее единственное занятие, единственная отрада, облегчавшая ей бремя печали и бездействия. Она занималась этой игрой целыми часами, как иные занимаются игрой в шахматы; она незаметно увлеклась и таким образом отдыхала умом и исцелялась сердцем.

Конечно, она не жаловалась. Это было не в ее привычке. Она принадлежала к тем, кто умеет страдать безмолвно. Но все-таки она томилась, как запертый в клетку орел, и тосковала по вольному воздуху, по горным высотам, по диким красотам мятежной стихии.

Франция в это время изобиловала бродягами: то были солдаты распущенных войск, готовые ухватиться за любое дело, которое будет им предложено. Неоднократно, когда унылый плен становился для Жанны невыносим, она получала разрешение набрать отряд кавалерии и почерпнуть новые силы в бодрящей стычке с врагом. Эти поездки действовали на ее настроение как освежающее купанье.

Дело было при Сен-Пьер-ле-Мутье. Вспомнились нам прежние времена, когда она вела атаку за атакой и, будучи несколько раз отражена, снова шла на приступ, горя усердием и восторгом; но, наконец, метательные снаряды начали падать столь невыносимо часто, что старый д'Олон, который был уже ранен, затрубил отбой (король сказал ему, что он головой отвечает за безопасность Жанны); и все ринулись вслед за ним, как он предполагал. Но когда он обернулся, то увидел, что мы, члены свиты, продолжаем рубиться вовсю. Он поехал назад и уговаривал Жанну вернуться; «Не безумие ли — оставаться здесь, имея какую- нибудь дюжину людей?» — сказал он. Ее глаза сверкнули веселостью, и она повернулась к нему, воскликнув:

— Дюжина? Во имя Господа, у меня пятьдесят тысяч солдат, и я не тронусь с места, пока мы не возьмем это укрепление! Трубить атаку!

Он повиновался, мы перемахнули через стены, и крепость была наша. Старик д'Олон вообразил, что она бредит; в действительности же она хотела лишь сказать, что чувствует в своей груди мощь пятидесяти тысяч воинов. То было фантастическое сражение; а между тем, на мой взгляд, она сказала сущую правду.

Затем было дело близ Ланьи, где мы четыре раза подряд атаковали с открытого поля окопавшихся бургундцев; четвертый приступ принес нам победу. При этом наиболее ценной добычей был взятый нами в плен Франкэ д'Аррас, беспощадный хищник и грабитель всех окрестных мест.

Было еще несколько подобных же стычек; и наконец, в последних числах мая 1430 года попали мы в место, находившееся недалеко от Компьена. Жанна решила идти на помощь этому городу, который был тогда осажден герцогом Бургундским.

Незадолго перед тем я был ранен, а потому не мог без посторонней помощи ехать верхом; но добрый Карлик усадил меня за своей спиной, и, держась за него, я был в сравнительной безопасности. Мы выступили в полночь; моросил теплый дождь, и мы продвигались медленно и осторожно, соблюдая мертвую тишину, так как нам предстояло проскользнуть через вражеские войска. Нас окликнули только один раз; мы не ответили, но, сдержав дыхание, продолжали упорно и тихо пробираться дальше и беспрепятственно миновали опасные места. Часа в три или в половине четвертого мы подошли к Компьену. На востоке только что начал пробиваться серый рассвет.

Жанна сейчас же принялась за работу и совместно с Гильомом де Флави, городским военачальником, составила план действий: решено было под вечер устроить вылазку и напасть на врага, расположившегося на другом берегу Уазы, на равнине. Одни из городских ворот имели сообщение с мостом, конец которого, на том берегу, был защищен укреплением, так называемым больверком; этот больверк в то же время господствовал над дорогой, которая тянулась в виде насыпи к деревне Маргюи, пересекая всю долину. В Маргюи стоял отряд бургундцев; другой отряд расположился в Клеруа, милях в двух вверх по течению; а в полутора милях вниз по течению, в Венетте, стояли англичане. Таким образом, расположение войск можно было сравнить с луком, готовым выпустить стрелу: дорога эта — стрела, на оперенном конце которой находился больверк, а около острия — Маргюи; Венетта — на одном конце дуги, Клеруа — на другом.

Жанна решила двинуться по дороге прямо к Маргюи, взять деревню приступом, затем быстро свернуть направо, в Клеруа, овладеть и этим лагерем, и наконец, переменить фронт и приготовиться к решительной битве, так как позади Клеруа находился герцог Бургундский с резервными войсками. Лучники и артиллерия под начальством заместителя Флави должны были находиться в больверке, чтобы английские войска не могли подойти снизу, захватить дорогу и отрезать Жанне путь к отступлению, в случае, если это представится ей необходимым. Кроме того, вблизи больверка предполагалось поместить флотилию вооруженных судов в качестве вспомогательного прикрытия на случай отступления.

Было 24 мая. В четыре часа пополудни Жанна выступила из города во главе отряда из шестисот всадников — то был последний в ее жизни поход.

Сердце мое надрывается. Мне помогли взобраться на городскую стену, и я видел оттуда значительную часть того, что произошло; остальное мне рассказали много времени спустя наши рыцари и другие очевидцы. Жанна переехала мост и вскоре оставила больверк за собой; она мчалась по дорожной насыпи, и в воздухе звонко отдавался топот ее конницы. Поверх своих лат она накинула сверкающий, шитый серебром и золотом короткий плащ, и я видел, как он блестел, развевался и трепетал, словно белое пламя.

День был ясный, и можно было далеко обозреть всю долину. Вскоре мы увидели быстро и в полном порядке приближавшийся отряд англичан; их латы так и сверкали на солнце.

Жанна обрушилась на бургундцев в Маргюи, но была отражена. Между тем из Клеруа подходили новые силы бургундцев. Жанна собрала своих солдат и опять произвела нападение, но опять получила отпор. Две атаки подряд отняли немало времени, а время было тут очень дорого. Англичане из Венетты уже приближались к дороге; однако больверк начал палить из пушек, и это их задержало. Вдохновенной речью Жанна ободрила своих людей и отважно повела их снова на приступ. На этот раз она взяла Маргюи, и грянуло «ура». После того она сразу повернула вправо, помчалась по равнине и наскочила на отряд, который только что подходил из Клеруа. Закипел жаркий продолжительный бой. Два войска сталкивались, теснили друг друга назад, и победа склонялась то в одну сторону, то в другую. Но вдруг в наших рядах