— Если монсеньор уже выбрал место назначения, я могу начать приготовления к отъезду немедленно…
— Трех дней недостаточно, — сказал Талейран, приходя в чувство. — На рассвете я отправлюсь к Питту и попрошу увеличить срок моего пребывания в Англии. Я должен спасти сбережения и выбрать страну, где меня примут.
— Но мадам де Сталь?.. — вежливо заметил Куртье.
— Жермен сделала все, что могла, чтобы меня впустили в Женеву, однако правительство отказало. Похоже, меня все считают предателем. Ах, Куртье, как быстро становишься ненужным на закате жизни!..
— Монсеньор, в ваши годы рано говорить о закате жизни, — заметил Куртье.
Талейран оглядел его своими циничными голубыми глазами.
— Мне сорок, и я потерпел неудачу, — сказал он. — Разве этого недостаточно?
— Но не во всем, — раздался бархатистый голос.
Двое мужчин посмотрели наверх. Там, перегнувшись через перила балюстрады, стояла Кэтрин Гранд в тонком шелковом халате, и длинные белокурые волосы струились по ее обнаженным плечам.
— Премьер-министр подождет до завтра — невелика отсрочка, — произнесла она с чувственной улыбкой. — Сегодня ты мой!
Кэтрин Гранд вошла в жизнь Талейрана четыре месяца назад, когда явилась на порог его дома среди ночи с золотой пешкой из шахмат Монглана. И оставалась с ним до сих пор.
Красавица заявила, что она пребывает в полном отчаянии. Мирей погибла на гильотине, и ее последними словами была просьба отдать и эту фигуру Талейрану, чтобы он спрятал ее, как прежде остальные. Так, по крайней мере, сказала ему Кэтрин Гранд.
Женщина дрожала в его объятиях, слезы катились из-под густых ресниц, ее теплое тело прижималось к его телу. Она так плакала о гибели Мирей, так сердечно утешала Талейрана в его горе, так хороша была собой, когда упала к нему на колени, умоляя помочь ей в безвыходном положении!
Морис всегда был падок на красоту, будь то произведения искусства, породистые животные или женщины. Особенно — женщины. Все в Кэтрин Гранд было прекрасно: цвет лица, волшебное тело, задрапированное в невесомые одежды и украшенное драгоценностями, фиалковый аромат ее дыхания, грива белокурых волос… И все в ней напоминало ему Валентину. Бее, кроме одного: она была лгуньей.
Правда, она была прекрасной лгуньей. Как могла такая красавица быть столь опасной, вероломной и чуждой? Французы говорили, что лучшее место, где можно узнать человека, — постель. Морис признался себе, что хочет попробовать.
Чем больше он узнавал о ней, тем больше она, казалось, подходила ему во всем. Возможно, даже слишком подходила. Она любила вина с острова Мадейра, музыку Гайдна и Моцарта, она предпочитала китайские шелка французским. Любила собак, как и он, и купалась дважды в день — привычка, которую Морис считал только своей. Вскоре у него не осталось сомнений, что она специально изучила его. Она знала о его привычках больше, чем Куртье. Однако то, что она рассказывала о своем прошлом, об отношениях с Мирей и о шахматах Монглана, звучало фальшиво. Тогда-то он и решил узнать о ней столько, сколько она знала о нем. Он написал тем, кому еще мог доверять во Франции, и его расследование началось. Переписка дала неожиданный результат.
Она оказалась урожденной Катрин Ноэль Ворле и была на четыре года старше, чем утверждала. Ее родители были французы, но Катрин появилась на свет в голландской колонии Аранквебара в Индии. Когда ей исполнилось пятнадцать, родители из корыстного расчета выдали ее замуж за англичанина гораздо старше ее — Георга Гранда. А через два года любовник Катрин, которого ее муж грозился пристрелить, дал ей пятьдесят тысяч рупий, чтобы она навсегда покинула Индию. Эти сбережения позволили ей с роскошью жить в Лондоне, а затем в Париже,
В Париже ее подозревали в шпионаже в пользу Британии. Незадолго до начала террора слуга Катрин был найден убитым на пороге ее дома, а сама она исчезла. Теперь, почти год спустя, она отыскала в Лондоне сосланного Талейрана — человека без денег, без титула, без родины и с весьма жалкими надеждами на перемены к лучшему. Зачем?
Развязывая ленты на ее розовом одеянии и спуская его с плеч, Талеиран улыбался самому себе. Кроме всего прочего, он сам сделал себе карьеру благодаря женщинам. Они принесли ему деньги, положение и власть. Как же он мог обвинять Кэтрин Гранд в том, что она, подобно ему самому, использовала те же средства? Но что ей было нужно от него? Талеиран думал, что знает это. Единственное, чем он владел и что ей было нужно, — это шахматы Монглана.
Однако он желал ее. Хотя он знал, что она слишком опытна, чтобы быть невинной, слишком коварна, чтобы ей доверять, он желал ее со страстью, которую не мог контролировать. Хотя все в ней было искусственным, он все равно хотел ее.
Валентина мертва. Если и Мирей тоже убита, то шахматы Монглана стоили ему жизни двух самых дорогих людей. Почему бы ему не получить что-нибудь взамен?
Он обнял ее с неистовой, неодолимой страстью — так умирающий от жажды человек приник бы к сосуду с водой. Она будет его, и пусть провалятся в ад все демоны, которые его терзают.
Однако Мирей была далеко не мертва — и недалеко от Лондона. Она была на борту торгового судна, которое рассекало темные воды Английского пролива. Приближался шторм. Когда судно взмыло на гребень огромной волны, Мирей увидела на горизонте белые скалы Дувра.
Прошло шесть месяцев с того дня, когда Мирей сбежала из Бастилии. Теперь она была далеко. Аббатиса переслала ей немалую сумму денег — Мирей обнаружила их в ящике для красок. Благодаря им ей удалось нанять маленькую рыбацкую лодку на причале рядом с Бастилией и уплыть на ней вниз по Сене. Во время одной из остановок в пути Мирей обнаружила у пристани корабль, направляющийся в Триполи. Тайно пробравшись на него, она успела отплыть до того, как Шарлотту повели на казнь.
Когда берега Франции таяли за кормой корабля, Мирей чудился грохот колес телеги, которая в эти минуты везет ее спасительницу на казнь. В своем воображении она слышала тяжелые шаги по эшафоту, бой
