даже не подозревала о последствиях своего шага — сноп пламени с шумом ворвался в комнату, наполненную свежим воздухом.

Закричав, она отступила назад. Но было поздно: чудовище, лежавшее на пороге, схватило ее за ногу. Янка упала. Бандит, навалившись на нее и обхватив скрюченными пальцами горло, стал душить.

— На помощь! Спасите!

— Сейчас, сейчас! Мужайся! — и Буль-де-Сон подоспели, как раз вовремя.

Юноша вырвал Янку из рук злодея и ударом ноги[106] — недаром парижанин занимался когда-то французским боксом — отбросил негодяя к решетке балюстрады. Тело Райкара обмякло и осталось лежать на полу галереи.

Пожар тем временем разгорелся вовсю. Сестры милосердия под руководством Солиньяка, который не спал в эту последнюю ночь перед отъездом, помогали Клавдии и вернувшейся из церкви сестре Экзюперьен выносить из помещения раненых. Со всех сторон на помощь бежали японцы, разбуженные колоколом.

Буль-де-Сон нес Янку на руках. Но, дойдя до лестницы, юноша увидел, что путь закрыт. Необходимо было подняться выше и бежать на другой конец галереи к запасной лестнице, что француз и сделал.

— Ребенок! Младенец! Я хочу вернуться в комнату… Он сгорит там!

Юная маньчжурка вырвалась из объятий Буль-де-Сона и устремилась обратно.

Огонь и дым охватил все пространство вокруг. Однако Редон, услышав крики девушки, опередил ее. Он нырнул в круговорот пламени и, вынырнув через некоторое время в горящей одежде и с опаленными волосами, вынес на руках младенца. Тот плакал и смеялся одновременно, не понимая, что происходит и какой опасности он избежал, невольно приняв участие в этой жестокой игре.

Через мгновение репортер присоединился к Янке и Буль-де-Сону, и все вместе они благополучно спустились вниз по запасной лестнице. Там еще не было огня. Их встретил Солиньяк и, прорубив в стене отверстие, выпустил наружу. Янка со своим подопечным осталась под открытым небом, а мужчины вернулись в дом, чтобы продолжить спасение раненых.

Битва с огнем продолжалась почти час. За это время полку отважных спасателей прибыло, и ни один из больных не погиб. Когда граф с репортером вынесли последних, здание рухнуло, и вверх взвился сноп искр. Потоки воды обильно залили обломки.

Сестра Экзюперьен была безутешна — ее детище оказалось уничтожено, кроме того, оценив потери в сто тысяч франков, она сокрушалась о том, как ей возместить ущерб.

— Послушайте, — утешал ее Бессребреник, — пойдите завтра к банкиру Син-Кинга и представьте ему эту маленькую бумажку.

— У вас был один госпиталь, а теперь вы построите два, — добавил Редон, вырывая листок из своей чековой книжки.

Командующий прибыл на место происшествия одним из первых и, возглавив отряд своих солдат, сделал немало, чтобы спасти раненых. Встретив Редона, выносившего кровати и больных, японец поприветствовал его:

— Привет смертнику! — улыбнулся он.

— Вы забыли еще второго, — дружелюбно ответил репортер, указывая на юношу, который весь в саже и поту вынырнул из горящего дома.

— Вы — храбрые ребята, — пробормотал офицер. — Господин Солиньяк, не знаю уж какое там преступление совершили ваши друзья, но, если бы я был их судьей, они давно бы были на свободе.

И вдруг, резко изменив тон, командир сказал:

— Послушайте, да не ездите вы в Сеул! Я не буду вмешиваться в это дело вообще. Я ведь не надсмотрщик какой-нибудь!

— Не волнуйтесь, мы выполним ваше предписание и непременно отправимся в Сеул. В наших планах ничего не изменилось. Через несколько часов наступит утро, я уже подготовил экипажи. Мы едем все вместе.

В целом ничего страшного не произошло. В огне никто не погиб, за исключением самого виновника поджога. Речь шла только о деньгах, и Редон с Солиньяком внесли свою лепту в дело восстановления госпиталя.

На рассвете японский гарнизон во главе с командующим, без устали говорившим слова благодарности, торжественно провожал друзей. Солдаты восхищались отвагой и мужеством иностранцев. Путники заняли места в повозках, и лошади-тяжеловозы потащили их к Ялу, откуда со станции Фуи-Тью по железной дороге они доберутся до Сеула.

— У нас осталось несколько незавершенных дел, — говорил Солиньяк Редону, — ваш смертный приговор, моя месть Борскому, и кто знает, может быть, мы поможем чем-нибудь нашему знакомому революционеру Вуонг-Тай-Ланю, который, похоже, затеял серьезную игру…

— Бедный борец! — отозвался репортер.

Несмотря на то, что Корея на протяжении веков была китайской провинцией, нравы и обычаи местного населения сильно отличались от китайских. Страну населяли две расы — одна монголоидная и другая — странно напоминавшая европейский тип кавказцев и представлявшая собой квазиаристократов[107]. Малоизученный язык корейцев не походил ни на китайский, ни на японский, ни на какие-либо другие языки пограничных государств. Своим главным принципом Корея провозгласила изолированность и придерживалась его долгие годы, но свободу забрали силой у независимого народа.

«Королевство-отшельник», а именно так называли свою страну корейцы, уступило место Корее- империи, стране-вассалу, тогда как «отшельник» был свободным.

Одинокая страна, где бедность считалась достоинством, а торговля и партнерские отношения с зарубежьем строго запрещались, сопротивлялась с оружием в руках любому, даже дружескому, вторжению.