траве стояли двое. Я потянулась к ним и обнаружила Короля кэбов Колумба и собственную дочь, неуправляемую Белинду.

Любовно приблизилась.

Покров корней, облако пыльцы. Мокрый язык орхидеи. Там была моя дочь, вся опутанная вьюном, который был и дорогами города. Один из стеблей туго обвился вокруг ее шеи. Пять пуль сонно-медленно Летели от нее к юноше с золотыми волосами, имя его Тени было Колумб. Моя летающая голова двигалась в том же похоронном темпе.

«Мама…»

Слова, идущие от Тени к Тени.

«Помоги, пожалуйста. Он делает мне больно».

Пять пуль вяло поблескивали в полете. – Кто тут у нас? – спросил Король кэбов. – Еще один посетитель. Да, Колумб популярен.

Он поймал одну медлительную пулю левой рукой, другую правой и выкинул обе. Пули ушли в небо этого нового зеленого мира, прокладывая путь в другую историю. Третья пуля прошла в нескольких сантиметрах от тела правителя кэбов и точно так же растворилась в воздухе. Четвертая ударила Колумба в незащищенную зону на груди, оставив в коже небольшое отверстие, из которого выплеснулась ярко- оранжевая кровь. Он засмеялся и потом слегка поморщился, как от слабого, но все-таки неприятного ощущения. Парящие пылинки, кажется, чуть-чуть колыхнулись, когда пуля нашла цель, словно были тесно связаны с ним.

–Ты об этом пожалеешь, Белинда, – медленно сказал он, и в его глазах отразилось намерение убить мою дочь. Пятая, последняя пуля все еще летела к нему миллиметр за миллиметром. Он собрал все силы и повернул пулю в призрачном воздухе, направив ее точно мне в голову. Пуля двигалась, как сонная черепаха.

– Колумб, не трогай ее! – Это крикнула Белинда. Из ниоткуда пробился дрожащий голос Томми Голубя: «Сивилла, где ты? Мой вирт весь изранен».

«Я с Колумбом, Голубь, – ответила я. – Центр карты. Райский город. Забери меня».

«Это непросто».

«Ну попробуй хотя бы».

Пуля была в десяти сантиметрах от моего лица. Белинда умоляла Колумба не убивать меня.

– Она тут ни при чем, Колумб. Все это только между нами. Одновременно она послала мне через Тень: «Извини, мама. Прости, что так получается».

Дорогая моя…

Пуля была в пяти сантиметрах от меня, а я не могла пошевелиться. И тогда я услышала голос Гамбо Йо-Йо, шедший через корни Тени к Белинде.

БЕЛИНДА, НАКОНЕЦ-ТО ТЫ ВЫШЛА НА СВЯЗЬ. СЕЙЧАС Я ВЫТАЩУ ТЕБЯ ОТТУДА. ГОТОВЬСЯ.

И в ту же секунду Томми Голубь приласкал меня пальцами-крыльями…

(Поцелуй пули на коже.) …вытаскивая мою голову обратно в реальность.

(Поцелуй продолжается.) Белинда, ты жестко приземляешься во Дворце Гамбо. Блаш кричит на тебя, размахивая пером.

– Ты его испортила! – визжит она. – Испортила мой Черный Меркурий! Посмотри, что ты наделала! Ты его скремила!

Блаш почти плачет от злости. А черное перо теперь совсем кремовое и совсем мертвое. Кремовый – цвет использованных перьев, которые уже не могут перенести тебя в сон. Белинда хочет сказать ей, что это Колумб скремил черное перо. Таким образом он закрыл им дверь. Но как это сказать?

В твоей руке – цветок, Белинда. Смертоносная орхидея. Ты взяла ее с собой из Черного Меркурия. У нее шесть лепестков. Пять из них серебряные, как пули, шестой рябит куском карты Манчестера. Ты раздвигаешь лепестки, чтобы открыть рыльце и тычинку – щелку и член. Тычинки набухли пыльцой, М даже пока ты смотришь в глубь завитков, они сваливаются с пыльников. Пыльца дрейфует в воздухе исследует твои ноздри, не находит там для себя места и отправляется прямо к Блаш. И к Гамбо. И к Ваните-Ваните. Ко всем в комнате. Они устраивают драку за респираторы с криками и воплями.

Белинда, цветок светится серебром и картой у тебя в руках. Смерть Койота – впустую. Убийца еще на свободе. И свирепствует аллергия. Новая адская карта. Тяжелая рука сжимает цветок…

Ты чувствуешь укол понимания, едва Гамбо бросает на тебя взгляд из-под респиратора.

– Святой Мик, детка! Ты что-то принесла с собой! Ты сорвала цветок в Вирте. Понимаешь, что это значит?

Понимаешь. Ты даже не помнишь, как принимала перо, но понимаешь, что произошел обмен. Ты ищешь в сумке атлас, но находишь только пустые пакетики из-под арахиса и вязаную шапочку.

Ты оставила Вирту пять серебряных пуль и карту Манчестера.

Пузыри. Пузыри пены. Слова. Плеск. Это я? Кто-то другой? Как это я говорю, у меня же нет головы? И где я вообще? Дома на Виктория-парк? Темнота, Зеленоватая. Колючки. Пузыри слов. Головы нет. Просто плод. Черный сад. Шипы колют меня. Мя голова. Головы нет. Я умерла? Мне заглянули в Тени Темнота. Потом зелень. Летают два светящихся червячка. Мои глаза, вот они. Головы нет, но глаза тут? Я расту? Расцвела? От поцелуя пули. Эти светящиеся червяки заполняют все.

«Дайте мне…».

Дайте мне открыть глаза.

Надо мной склонился Зеро и забулькал через респиратор:

– Как ты вообще, Сивилла? Ты вообще тут?

Его тело опухло от аллергии, я не могла вспомнить слов.

– Ты тут, Дымка? – повторил он. – Зря мы все это затеяли?

Я уже вернулась, руки исследовали морщинки на лице, чтобы удостовериться, что оно есть. Я лежала на своей кровати, меня тряс отходняк.

– Я… Я не знаю… – Я отчаянно пыталась заговорить, но голос как будто остался в Вирте.

– Блядь, Сивилла! Ну, ты узнала хоть что-нибудь? Ну типа буду я жить вечно или как?

И это все, что ему было нужно? Вылечиться? Справедливость растворилась в дурном воздухе, который он втягивал в ноздри.

– Посмотри перьезаписи, – сказала я.

– Когда ты прошла в дыру, запись прекратилась, Джонс. Томми Голубь не смог туда заглянуть. И молись на его талант, он перепробовал все возможное, чтобы вытащить тебя. Теперь очередь за тобой, Дымка.

– Там была Белинда. Моя дочь… и Ласточка. Брайан Ласточка, пропавший мальчик… тоже был там. Ужасно, Зеро… ужасное место. Кэбы тоже там. Там был Колумб. Там рай, на том месте, где стоял Манчестер.

– Ты о чем вообще? Пес-Христос! А что-нибудь от аллергии? Что-нибудь?

– Девочка… Персефона… это она.

Зеро издал в респиратор могучий чих, на который из спальни отозвался Сапфир.

– Что за хрень у тебя в той комнате, Сивилла? – спросил Зеро. – Как будто весь этот ебаный мир чихает.

В тот же день позднее, у меня за столом, Зеро упился дешевым вином, свесил голову. Томми Голубь возится с едой в своей тарелке. Я снова и снова обдумываю подробности погружения в Вирт.

– Плохо дело, – сказал Том. – Я тоже испугался. Не думаю, что у нас есть шанс.

Перед этим я открыла им свой секрет. Показала сына. Моего зомби. Зеро деланно возмущался, но на самом деле они отнеслись к этому нормально. Все мы трое уже далеко ушли от правил копов, что тут значит еще один зомби-нелегал?

– Это серьезное вирт-происшествие, Сивилла, – говорил Томми Голубь. Эта аллергия… – Он положил кусочек мяса в рот, немного пожевал. – Аллергию послал Джон Берликорн. Он настоящий дьявол.

– Расскажи мне об этом Джоне Берликорне, – попросила я. Все, что я могла вспомнить из своего путешествия, я уже рассказала. Зеро замкнулся и ушел в алкогольный ступор, Голубь погрузился в вязкую депрессию.

– Он – тот змей, что укусил тебя в саду, – ответил Голубь. – Он появляется во множестве разных форм.