Он смотрит на меня, как будто тоже почувствовал неладное. Нечто необъяснимое повисло между нами, и из-за этого все стало так странно и неловко. Брэндон пожимает плечами и садится за руль. Домой мы едем в молчании. Точнее, мы с Брэндоном молчим, а вот радио разоряется вовсю. И хотя обычно это действует мне на нервы, сегодня я рада. Лучше уж думать об отвратной музыке, чем о том, что мне расхотелось целоваться со своим бойфрендом.

Я смотрю на Брэндона — смотрю по-настоящему, как не смотрела с тех пор, как привыкла, что мы с ним — пара. Косая челочка затеняет зеленые глазищи уголками книзу — неотразим, да и все тут, но только не сегодня. Сегодня его обаяние совсем не действует. И даже трудно себе представить, что еще вчера исписала целую тетрадку его именем.

Он почувствовал мой взгляд и, улыбаясь, берет меня за руку. Переплетает пальцы с моими, чуть сжимает их — и у меня в ответ сжимается желудок. Но я заставляю себя ответить улыбкой и таким же пожатием, потому что этого от меня ждут. Так положено себя вести хорошей подружке. Потом я, сдерживая тошноту, смотрю в окно на пролетающие мимо промокшие от дождя улицы, дощатые дома и сосны. Хорошо, что ехать осталось недолго.

— Ну так что, до вечера?

Он останавливает машину, приглушает радио и умильно смотрит на меня.

А я, сжав губы, заслоняюсь школьной сумкой, как щитом.

— Я тебе смс-ку пришлю, — мямлю я, пряча глаза. Соседка с дочерью перебрасываются мячиком на лужайке перед домом. Я берусь за ручку двери — скорее бы удрать и оказаться у себя в комнате.

Я уже открыла дверь и высунула одну ногу наружу, как вдруг слышу голос Брэндона:

— Ты ничего не забыла?

Я смотрю на свой рюкзак — вроде больше ничего при мне не было? Потом оглядываюсь на Брэндона, и вдруг до меня доходит что он говорил не о том. Есть только один способ отделаться, не вызывая еще больше подозрений — ни у себя, ни у него. Я наклоняюсь к нему, закрываю глаза и прижимаюсь губами к его губам. Объективно говоря, губы у него гладкие, но ровно никаких эмоций у меня не вызывают. Нет больше искры.

— Я, э-э… В общем, пока!

Я выскакиваю из джипа и крепко вытираю губы рукавом, даже еще не дойдя до крыльца. Оказавшись в доме, бросаюсь в нашу общую с сестрой комнату и чуть не налетаю на пластиковую ударную установку, гитару без струн и черный игрушечный микрофон, из-за которого Райли с подружкой вечно дерутся и скоро совсем их разломают.

— Мы же договорились! — кричит Райли, дергая к себе микрофон. — Я пою все мальчиковые песни, а ты — девочковые! В чем проблема?

— Проблема в том, — ноет подружка и тянет микрофон к себе, — что песен для девочек нет почти! Сама знаешь!

Райли только пожимает плечами.

— А я виновата? Жалуйся не мне, а авторам песен!

— Ну знаешь! Ты… — Подружка замолкает, увидев меня в дверях.

— Вы пойте по очереди, — предлагаю я, многозначительно глядя на Райли.

Хоть какую-то проблему я в состоянии решить — это приятно, пусть моего совета и не спрашивали.

— Эмили, ты исполняешь следующую песню, после тебя — Райли, и так далее.

Райли обиженно гримасничает, а Эмили радостно выхватывает у нее диск.

— Мама дома? — спрашиваю я.

Пускай себе Райли дуется, я к этому уже привыкла.

— Она у себя, собирается уходить.

Я выхожу из комнаты, а Райли шепчет подружке:

— Ладно, я спою «Мертвы по прибытии», а ты можешь петь «Кошмарного типа».

Забежав к себе и бросив рюкзак на пол, я иду к маме. Останавливаюсь в арке между спальней и ванной и наблюдаю, как мама наносит макияж. Я обожала смотреть на нее, когда была совсем маленькая и думала, что мама у меня — самая модная женщина на свете. А сейчас, если взглянуть объективно, я понимаю, что она и правда модная женщина, по крайней мере на уровне пригородной мамочки.

Мама поворачивает голову перед зеркалом сначала вправо, потом влево — проверяет, ровно ли лег тональник.

— Как дела в школе?

— Нормально… Была контрольная по химии. Наверное, я ее провалила.

На самом деле, по-моему, я написала не так уж плохо, просто я не знаю, как выразить то, что чувствую. Сегодня все кажется каким-то странным, зыбким, словно бы неустойчивым. Хочется добиться от мамы хоть какой-нибудь реакции.

А она только вздыхает и принимается подводить глаза. Мазнув кисточкой по векам, говорит:

— Я уверена, что ты все написала правильно. — Смотрит на меня через отражение в зеркале. — Наверняка получишь хорошую отметку.

Я обвожу пальцем пятно на стене, думая о том, что надо бы пойти к себе, остыть, послушать музыку, почитать хорошую книжку — любым способом отвлечься.

— Прости, что не предупредили заранее. — Мама обмакивает щеточку в тюбик с тушью. — У тебя, конечно, были свои планы.

Я пожимаю плечами и верчу на запястье браслет. Хрусталики вспыхивают в свете лампы. Кто мне все-таки его подарил?

Вслух я говорю:

— Все нормально. Будет еще вечер пятницы.

Мама внимательно смотрит на меня, не донеся щеточку до глаза.

— Эвер? Ты ли это? — Она смеется. — Что с тобой происходит? Я не узнаю свою дочь!

Вздохнув, приподнимаю плечи. Я и хотела бы ей сказать, что со мной действительно что-то происходит, мне самой непонятное, и что я сама себя не узнаю.

Но я молчу.

Сама не разберусь, в чем дело, тем более не смогу объяснить этого маме. Еще вчера все было отлично, а сегодня — совсем наоборот. Я чувствую себя инопланетянкой — словно мне здесь совсем не место. Не вписываюсь я, Как какое-нибудь… круглое существо в квадратном мире.

— Можешь даже пригласить к себе друзей. — Мама покрывает губы слоем губной помады и сверху накладывает блеск. — Только не зови целую толпу! Не больше трех человек, и про сестру чтобы не забывала!

— Спасибо. — Выжимаю улыбку — пусть мама думает, будто все в порядке. — Знаешь, сегодня мне хочется отдохнуть от всего этого.

Ухожу к себе и шлепаюсь на кровать, Лежу и смотрю в потолок, пока до меня не доходит, какое это жалкое занятие. Тогда беру с прикроватного столика книгу и погружаюсь в историю о парне и девушке, чьи судьбы так переплелись, что их любовь победила время. Забраться бы в эту книгу и остаться там навсегда… Их история нравится мне куда больше моей.

— Эв, ay! — В комнату заглядывает папа. — Здравствуй и до свидания! Мы уже опаздываем.

Я роняю книгу и бросаюсь к папе. Стискиваю его так крепко, что он смеется, качая головой.

— Рад видеть, что ты еще не слишком взрослая, чтобы обнимать своего старого папочку!

Он улыбается, а я отшатываюсь, ужаснувшись тому, что у меня по-настоящему слезы на глазах. Начинаю переставлять книги на полке и снова поворачиваюсь, только убедившись, что угроза миновала.

— Соберите с сестрой вещи, чтобы все было готово. Я хочу завтра выехать пораньше.

Я киваю, и он уходит, а меня гложет какое-то непонятное чувство. В который раз я спрашиваю себя: да что такое со мной творится?