Но вот наступил третий день, который вернул меня к реальности, напомнив не только о событиях минувших, но и о необходимости позаботиться о днях будущих. Утром этого дня меня разбудил знакомый голос, который я спросонок попытался было отогнать рукой, как отгоняют надоедливого комара. Но мои пальцы только ухватили пустоту, а назойливый писк не прекратился. Я сделал ещё одно такое же движение - тщетно. Пришлось открыть глаза.

Да, это был он, мой знакомый и партнёр по столь многообещавшему поначалу предприятию - фармацевтической мануфактуре, которая должна была обогатить вашего покорного слугу и снабдить народ Лилипутии панацеей. Хаззер ничуть не изменился. Все тот же напор и нагловатая уверенность. Необходимость побега из Лилипутии ради спасения собственной шкуры и капиталов ничуть не сбила с него спесь. Он и в Блефуску чувствовал себя как дома и был полон планов, которые с моим прибытием стали приобретать в его мозгу вполне реальные очертания. Он начал было расписывать мне перспективы, но я резко оборвал его, сказав, что не только в его предприятиях больше участвовать не намереваюсь, но горю единственным желанием - изыскать способ переместиться в родное отечество своё, где обитают люди моей породы, где ждёт меня семья и дом. Хаззер от такого поворота несколько опешил, но потом, поразмыслив немного, видимо, пришёл к заключению, что можно попытаться заработать и на моем желании отбыть в отечество (слава Богу, я обошёлся собственными средствами и мне не пришлось прибегать к его услугам), и поспешил отправиться по своим лилипутским делам. А я погрузился в свои тяжкие размышления. Окажись я не в стране крошечных людей, думал я, а в стране великанов, соорудить какую-никакую лодчонку для меня не составило бы труда. А здесь, где самое большое дерево едва достигает мне до плеча, а в обхват укладывается между большим и указательным пальцами, морские путешествия приходилось ограничивать купаниями вблизи берега. Я клялся себе, что если Провидение сподобится каким-либо чудом доставить меня домой, нога моя больше не ступит на палубу корабля. Конечно же, я лукавил. Кто из нас в отчаянную минуту не даёт пустых зароков? Видно, такова уж человеческая природа, которая, поддаваясь насущным нуждам, готова прибегать к лживым обещаниям. Я знавал моряков, которые, сходя на берег в порту без гроша в кармане, готовы были посулить представителям дамского сословия чуть не луну с небес, но, получив своё, мигом забывали о своих обещаниях.

К вечеру того дня, когда я окончательно - как я тогда полагал - избавился от Хаззера, у моего блефускуанского обиталища, которое, в отличие от моего лилипутского жилья, было похоже скорее на логово дикого зверя (и в самом деле, трудно назвать жилищем подобие шалаша, сооружённого наскоро из десятка чахлых деревьев, подстилку - пожертвованный мне правителем Блефуску занавес бывшего императорского театра - и одеяло, которое я предусмотрительно захватил с собой из Лилипутии), послышались какие-то шорохи, приглушённое щебетание, как если бы стайка птиц прилетела на новое место и, переговариваясь между собой, решала: стоит здесь остановиться или лучше поискать что-либо иное - более удобное и безопасное. Я прислушался, повертел головой и наконец определил источник сего шороха. Он находился в кустах футах в тридцати от меня. Но когда я поднялся, чтобы исследовать это явление, из куста врассыпную бросились десятка два лилипуток, которые, как вскоре выяснилось, оказались, конечно же, блефускуанками. Однако моё заблуждение было отнюдь не случайным - ведь я столько времени провёл в Лилипутии и к тому же лилипутки были похожи на блефускуанок в той же мере, в какой блефускуанки были похожи на лилипуток, а потому отличить одних от других было невозможно.

Я попробовал было криками остановить разбегающихся девиц - а в том, что это девицы сомнений у меня не было: невзирая на миниатюрность форм, некоторые признаки были безошибочны даже на значительном расстоянии, - но они лишь припустили ещё быстрее. Преследовать их я не решился, дабы не стать причиной их нечаянного членовредительства.

Я вернулся на своё место и снова погрузился в грустные размышления. Однако из печальных мыслей меня вскоре снова вывел шорох и щебетание в кустах. На этот раз я был осторожнее. Я приветственно помахал рукой в направлении куста и сказал на чистом лилипутском языке:

– Дорогие гостьи, со мной вы можете чувствовать себя в полной безопасности. Выходите и расскажите, что привело вас ко мне.

Последовало короткое молчание, а потом из куста вышла самая, вероятно, смелая из пришедших ко мне блефускуанок. Она не без опаски приблизилась ко мне и, оглядываясь на своих не столь отважных товарок, объяснила цель их прихода. (Предвосхищая возможное недоумение читателя относительно языка, которым пользуются для общения между собой блефускуанцы и лилипуты, отсылаю его к заключительной части, где я даю разъяснения на сей счёт.)

Как оказалось, слухи о моих мужских достоинствах чудесным образом проникли в Блефуску через пролив, разделявший две могущественные державы. Поскольку сношения между двумя странами, несмотря на некоторые сдвиги последнего времени, оставались враждебными, а посему отсутствовали, меня немало удивила такая осведомлённость. Каким образом узнали они о моих лилипутских похождениях? Единственным достоверным объяснением, пришедшим мне в голову, был длинный язык Хаззера, который, видимо, преследуя какие-то свои выгоды, сделал достоянием блефускуанцев то, что было хорошо известно лилипутам.

Читатель уже, конечно, догадался, что привело ко мне эту стайку, которая, невзирая на свою пугливость, видимо, была исполнена решимости причаститься тех благ, что в таком изобилии получали их сестры на соседнем острове - иначе, зачем бы они пришли сюда? Тяга к сладострастию и удовольствиям в нас, видимо, сильнее всех страхов и опасений. Разве мог я отказать этим отважным маленьким искательницам приключений? И, тяжело вздохнув, я ответил, что готов удовлетворить их любопытство, однако же ставлю условием: мы не будем превращать сие времяпрепровождение, хотя и обоюдоприятное, в привычку. Я прибыл в Блефуску для выполнения важной миссии и не могу позволить, чтобы какие-либо препятствия, пусть даже и самые усладительные, помешали мне в достижении моих целей.

Не буду утомлять читателя описанием последовавшей за этим сцены - она мало чем отличалась от подобных в башне на окраине лилипутской столицы, хотя и имела некоторую новизну не столько для меня, сколько для моих неожиданных гостий, со всеми вытекающими для них последствиями: обмороками (в чем я вижу подтверждение близкого родства блефускуанского и лилипутского племён, яростно оспариваемого некоторыми учёными мужами из Блефускуанской академии высших наук), закатываниями глазок, тоненькими повизгиваниями и прочими проявлениями их женской природы. Я же в силу моего тогдашнего умственного расположения оставался пассивным участником этого действа и лишь ближе к концу испытал некоторое воодушевление.

Тяжёлые мысли не давали мне в полной мере насладиться прелестями блефускуанок, коими природа их отнюдь не обделила. Впрочем, если они чем и отличались от своих сестёр за проливом, так это более звонкими голосами и чуть более бурным темпераментом. Тому есть вполне удовлетворительное объяснение: Блефуску лежит несколько южнее империи лилипутов, а, как известно, под южным солнцем созревают и более пылкие страсти.

Я уже заметил, что не мог отвечать моим новым подружкам с прежней своей истовостью, поскольку тяжёлые мысли одолевали меня. К тому же я тосковал по Кульбюль, которая оставила неизгладимый след в моем сердце. Ведь я одно время даже подумывал (признаюсь в этом теперь): уж если мне не суждено покинуть эту землю, лежащую вдали от путей цивилизации, то не коротать же весь свой век в холостяцких забавах. Нужно обзавестись семьёй, трудиться и воспитывать детишек. И хотя моей компанией не брезговали и самые знатные особы, лучшей спутницы жизни, чем Кульбюль я во всей Лилипутии не видел. И не моя вина в том, что судьбе было угодно распорядиться иначе.

Таким же горьким размышлениям предавался я и после ухода моих посетительниц, которые заставили меня обещать хотя бы изредка оказывать им честь. Я как истый джентльмен заметил, что напротив, это они оказывают мне честь своим желанием видеть меня, и я буду рад по мере возможности и благорасположения встречаться с ними, о чем буду извещать их особым знаком, о котором мы специально условились.

Спал я плохо, часто просыпался от холода и неустроенности, а утром меня посетил полномочный посол в ранге министра, присланный блефускуанским правителем Макуком XIII.

Здесь я должен сделать небольшое историческое отступление и сказать несколько слов о государстве Блефуску. Если у читателя сложилось впечатление, что Блефуску - монархия, то я спешу развеять это заблуждение. Монархия в этом государстве была ликвидирована после отъединения Блефуску от