— Надеюсь, Белла, ты не сочтешь для себя унизительным, если я тебя поцелую? Спасибо! Ну, как ты поживаешь, Белла? И как поживают твои Боффины?

— Молчать! — вскричала миссис Уилфер. — Довольно! Я не потерплю такой вольности!

— Ах, скажите на милость! Тогда — как поживают твои Споффины? — отпарировала Лавви. — Если уж мама возражает против твоих Боффинов.

— Наглая девчонка! Мегера! — произнесла миссис Уилфер с поистине угрожающей суровостью.

— Мегера я или пантера, — тряхнув головкой, преспокойно ответила Лавиния, — меня это очень мало трогает и мне совершенно все равно, кем быть. Но после замужества я не вырасту — так и знайте!

— Не вырастешь? Ах, не вырастешь? — величественно вопросила миссис Уилфер.

— Нет, мама, не вырасту. Ни за что на свете.

Миссис Уилфер взмахнула перчатками и перешла на величественно патетический тон.

— Что прикажете ожидать матери? — так вещала она. — Старшая моя дочь предпочитает мне гордецов и богачей, младшая — меня презирает. Все одно к одному.

— Мама! — заговорила, наконец, Белла. — Мистер и миссис Боффин богатые люди, это бесспорно, но никто не давал вам права называть их гордецами. Да вы и сами должны знать, что они вовсе не гордецы.

— Короче говоря, мама, — вмешалась Лавви, без всякого предупреждения переметнувшись на сторону своего недавнего противника, — вы должны знать, что мистер и миссис Боффин само совершенство, а если не знаете, то позор на вашу голову.

— Да, правильно, — сказала миссис Уилфер, великодушно принимая перебежчицу в свое лоно. — Нам, кажется, действительно следует считать их совершенством. Вот почему, Лавиния, я возражаю против твоих вольностей. Миссис Боффин (о физиономии которой я, увы, не могу говорить с должным спокойствием), миссис Боффин и твоя мать не состоят в дружеских отношениях. Вряд ли можно хотя бы на минуту предположить, что она и ее супруг осмеливаются называть нашу семью «Уилферы». И потому я не снизойду до того, чтобы называть их «Боффины». Нет, нет! Подобная… фамильярность, вольность, бесцеремонность — назовите как угодно — предполагала бы такие взаимоотношения, каких на самом деде не существует. Я выражаюсь понятно?

Не вняв ни единому слову из этого весьма внушительного и красноречивого заявления, Лавви снова обратилась к сестре:

— Белла, а ты все же так ничего и не сказала о своих… как их там?

— Я не желаю говорить о них здесь, — ответила Белла, стараясь сдержать негодование и притопывая ножкой. — Таких людей незачем приплетать к нашим дрязгам. Они слишком добры и слишком хороши для этого.

— Зачем же выражать свою мысль именно так? — ядовито вопросила миссис Уилфер. — Нужны ли тут околичности? Правда, это очень учтиво и любезно, но зачем же выражать свою мысль именно так? Почему не сказать прямо, что они слишком добры и слишком хороши для нас? Мы понимаем намек. Зачем же прибегать к обинякам?

— Мама, — сказала Белла, топнув ножкой, — вы и святого способны довести до умопомрачения! И вы и Лавви!

— Злосчастная Лавви! — жалостливым голосом возопила миссис Уилфер. — Ей всегда достается. Бедное мое дитя! — Но Лавви так же неожиданно, как и в первый раз, переметнулась на сторону другого противника, весьма резко заметив при этом:

— Уж меня-то, мама, можете не опекать, я и сама за себя постою.

— Я изумляюсь, — проговорила миссис Уилфер, адресуя на сей раз свои замечания старшей дочери, как, в общем, более надежной, чем совершенно необузданная Лавви. — Я изумляюсь, Белла, что ты нашла время и желание оторваться от мистера и миссис Боффин и посетить нас. Я изумляюсь, что наши права на тебя, столкнувшись с недосягаемыми по высоте правами мистера и миссис Боффин имеют какое-то значение. Мне, разумеется, следует быть благодарной за такой успех в соперничестве с мистером и миссис Боффин. (Почтенная женщина с особым ожесточением напирала на первую букву в слове «Боффин», точно в букве «Б» и таился корень ее недовольства носителями этой фамилии и точно Доффин, Моффин или Поффин было бы гораздо легче снести.)

— Мама, — сердито заговорила Белла, — вы просто вынуждаете меня сказать, что мне не следовало приезжать домой и что больше я домой не приеду, во всяком случае в папино отсутствие, потому что мой бедный дорогой папочка человек благородный и никогда не станет завидовать моим великодушным друзьям, никогда не станет злобствовать на них. Папа слишком деликатен и мягок, чтобы попрекать меня теми скромными требованиями, которые они ко мне предъявляют, и тем очень нелегким положением, в котором я очутилась совеем не по своей вине. Я всегда любила бедного дорогого папочку больше, чем вас обеих, вместе взятых, и я его люблю и всегда буду любить.

И тут Белла, уже не черпая больше никакого утешенья в своей очаровательной шляпке и в нарядном платье, залилась слезами.

— Я уверена, Р. У., — воскликнула миссис Уилфер, возводя глаза ввысь и обращаясь куда-то в пространство, — я уверена, что, если бы вы присутствовали здесь и слышали, как вашу жену и мать вашего семейства принижают по сравнению с вами, вы испытали бы потрясение всех чувств! Но судьба уберегла вас, Р. У., и обрушилась на меня.

И тут миссис Уилфер залилась слезами.

— Ненавижу этих Боффинов! — воскликнула мисс Лавиния. — Пусть мне не позволяют называть их Боффи-нами! Я все равно буду называть их Боффинами! Боф-фины, Боффины, Боффины! Они зловредные, эти Боф-фины! Эти Боффины восстановили против меня Беллу, и я заявляю Боффинам прямо в лицо… — Это не совсем соответствовало положению вещей, но следует учесть, в каком волнении находилась юная мисс Лавиния. — Я заявляю, что они противные Боффины, вульгарные Боффины, гнусные Боффины, отвратительные Боффины! Вот!

И тут мисс Лавиния залилась слезами.

Калитка в палисаднике скрипнула, и они увидели секретаря, быстро поднимавшегося по ступенькам.

— Так как у нас никого нет в услужении, я сама открою ему дверь. — Тряхнув головой, миссис Уилфер утерла слезы и с жертвенным видом поднялась со стула. — Нам нечего скрывать. Если он обнаружит следы волнения у нас на лицах, пусть делает из этого любые выводы. — Она выплыла за дверь и через минуту снова вплыла в комнату, провозгласив, точно герольд: — Мистер Роксмит имеет передать сверток мисс Белле Уилфер.

Мистер Роксмит вошел сразу после доклада и, разумеется, понял, что тут происходило. Однако он, со свойственной ему деликатностью, сделал вид, будто ничего не заметил, и обратился к мисс Белле:

— Мистер Боффин собирался еще утром положить этот сверток в карету. Ему хотелось сделать вам маленький подарок на память — тут кошелек, мисс Уилфер. Но так как он не успел выполнить свое намерение, я решил поехать за вами вдогонку.

Белла взяла сверток и поблагодарила секретаря.

— Мы здесь повздорили, мистер Роксмит, но не больше, чем всегда. У нас это водится, как вам известно. Я уезжаю. До свиданья, мама. До свиданья, Лавви. — И, поцеловав их обеих, мисс Белла шагнула к двери. Секретарь хотел было проводить ее, но так как миссис Уилфер, выступив вперед, проговорила с достоинством: «Прошу прощенья! Разрешите мне воспользоваться своими материнскими правами и проводить дочь до кареты, которая ее ожидает», — он извинился и отступил в сторону. Какое это было великолепное зрелище, когда миссис Уилфер распахнула настежь дверь и, простерев перчатки, громко провозгласила: «Служитель миссис Боффин! — А потом, когда он предстал пред ней, добавила кратко, но величаво: — Мисс Уилфер выходит!» — и сдала дочь на его попечение, точно страж в юбке, выпускающий государственного преступника из Тауэра. Этот церемониал произвел совершенно парализующее действие на соседей, и те не могли оправиться от оцепенения минут двадцать, тем более что достойнейшая миссис Уилфер, охваченная поистине серафическим экстазом, все это время возвышалась на верхней ступеньке лестницы.

Сев в карету, Белла развязала маленький сверток. Там был изящный кошелек, а в кошельке — бумажка в пятьдесят фунтов. «Вот папа удивится! — подумала она. — Поеду в Сити и сама преподнесу ему этот приятный сюрприз!»

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату