воспоминаниях невинным ребенком, одаренным юношей, лихим юным щеголем. Когда бы тихая привязанность Джона Киркби случайно выдала бы его намерения по отношению к Бесси — если, конечно, у него имелись на ее счет какие-либо намерения — то первым ее побуждением было бы сравнить это обветренное, утратившее свежесть молодости лицо, эту неуклюжую фигуру с лицом и фигурой, которые Бесси хорошо помнила, но не надеялась больше увидеть в этой жизни. От всех этих мыслей ей сделалось беспокойно и ужасно надоело лежать в постели, и она долго металась по постели, ворочалась с боку на бок и думала, что никогда уже не уснет, как вдруг заснула.
Она проснулась так же внезапно, как и заснула, и привскочила на постели, прислушиваясь к шуму, который разбудил ее, но теперь на время затих. Звук этот явно доносился из комнаты ее дяди — тот встал, но потом снова наступила тишина. Затем Бесси услыхала, как он открывает дверь и спускается по лестнице тяжелыми, спотыкающимися шагами. Решив, что ее тетя заболела, девушка спрыгнула с кровати и, трясущимися руками поспешно натянув юбку, подбежала к двери и уже собиралась выйти, как вдруг раздался скрип отворяемой наружной двери, какой-то шорох, словно в дом входило несколько человек и поток грубых, резких и шипящих ругательств. В мгновение ока Бесси все поняла — дом стоял на отшибе… дядя пользовался репутацией человека зажиточного… разбойники, должно быть, прикинулись заблудившимися путниками и попросили указать им дорогу или что-нибудь еще. Какое счастье, что корова Джона Киркби заболела и теперь возле нее сидело несколько крепких мужчин. Метнувшись назад, девушка отворила окно, выскользнула в него, спустилась по наклонной крыше и, босиком, задыхаясь, помчалась к коровнику.
— Джон, Джон, ради Бога, скорее. В доме грабители, они убьют дядю и тетю! — лихорадочно зашептала она сквозь запертую дверь. Через миг та отворилась и на пороге появились Джон и коровий лекарь, готовые действовать, если окажется, что они правильно ее поняли. Бесси снова повторила свои слова, сопровождая их сбивчивыми и невнятными объяснениями того, что сама еще не до конца понимала.
— Так ты говоришь, парадная дверь открыта? — переспросил Джон, вооружаясь вилами, тогда как ветеринар ухватил еще какой-то огородный инструмент. — Тогда, пожалуй, нам надо через нее и войти, чтобы поймать их в западню.
— Скорее, скорее! — только и могла лепетать Бесси, дергая Джона за руку и волоча его за собой. Все трое быстро добрались до дома и, завернув за угол, скользнули в открытую переднюю дверь. Мужчины принесли с собой из коровника фонарь, и вот в его резком, тревожном свете Бесси узрела того, о ком волновалась сильнее всего — дядю, недвижного и окоченелого, распростертого на полу кухни. Первая ее мысль была лишь о нем, поскольку девушка не осознавала, что и тете ее грозит непосредственная опасность, хотя и слышала сверху топот и приглушенные свирепые голоса.
— Запри-ка за нами дверь, девочка. Не дадим им удрать, — промолвил храбрый Джон без тени страха, хотя и не знал, сколько разбойников может оказаться наверху.
— Отлично! — угрожающе воскликнул ветеринар, заперев дверь и спрятав ключ в карман. Предстояла схватка не на жизнь, а на смерть — или, по меньшей мере, отчаянная борьба. Бесси упала на колени возле дяди. Тот не двигался и не проявлял никаких признаков сознания. Девушка приподняла ему голову и подсунула под нее подушку, которую стащила со стула. Она горела желанием сбегать в чулан за кухней и принести воды, но сверху раздавались столь ужасные звуки свирепой борьбы: тяжелые удары, тихие сдавленные проклятия и возгласы, хоть и яростные, но неясные и неразборчивые, словно их цедили сквозь стиснутые зубы, чтобы сберечь дыхание для драки, а не тратить на пустые разговоры, — что она замерла рядом с телом дяди в кромешной тьме, такой густой, что казалась почти осязаемой. В какой-то миг — краткий миг между двумя биениями ее сердца — она поняла вдруг каким-то непостижимым образом, каким всегда присутствие живого существа дает знать о себе даже в самой темной комнате, что рядом затаился кто-то чужой. Сознание этого наполнило Бесси невыразимым ужасом. Нет, не еле слышное дыхание старика различила она, не его близость ощутила — нет, в кухне прятался кто-то еще, скорее всего, кто-то из грабителей, оставленный сторожить старого фермера с тем, чтобы убить его, если тот придет в чувство. Бесси отчетливо поняла, что инстинкт самосохранения не позволял ему, невидимому свидетелю, обнаружить свое присутствие иначе, чем ради попытки к бегству, а покамест любая такая попытка была бы невозможна из-за запертой двери. Однако само сознание, что он притаился где-то рядом — невидимый, немой, как могила, вынашивая в сердце ужасные, а быть может, и смертоносные замыслы, и что, весьма вероятно, зрение у него лучше, чем у нее, и глаза его больше привыкли к темноте, так что ему не составит труда различить во тьме фигуру склонившейся над стариком девушки, и что, быть может, он и сейчас глядит на нее, точно дикий зверь, заставило Бесси вздрогнуть, с такой живостью девушка нарисовала себе эту зловещую картину. Наверху тем временем все продолжалась борьба, стучали башмаки, раздавались удары, вскрики, когда удар попадал в цель, и в краткие мгновения затишья слышно было, как противники жадно хватают ртом воздух. В одно из таких затиший Бесси почувствовала совсем рядом с собой какое-то тихое движение, замиравшее, когда шум схватки наверху затихал, и мгновенно возобновляющееся, когда драка начиналась снова. Чужак двигался совершенно беззвучно и обошел девушку, не задев ее, но еле заметное дуновение воздуха выдало его. Бесси поняла, что вор, всего минуту назад находившийся рядом с ней, медленно пробирается к внутренней двери, ведущей на лестницу. Решив, что он спешит на подмогу своим товарищам, она с громким криком кинулась вслед за ним. Но как раз в тот миг, как девушка подбежала к двери, из-за которой чуть пробивался слабый свет с верхнего этажа, по ступенькам вниз слетел какой-то человек и упал почти у самых ее ног. Темная же крадущаяся фигурка, метнувшись влево, проскользнула в чулан под лестницей. У Бесси не было времени гадать, зачем бандит залез туда и собирался ли он вообще присоединяться к своим товарищам в их отчаянной драке. Она знала лишь одно — что он грабитель, он враг, — и, рванувшись к двери чулана, девушка в мгновение ока заперла ее снаружи и замерла в темном углу, задыхаясь и умирая со страха. Кто свалился с лестницы? А вдруг это Джон Киркби или ветеринар? Что тогда станет с остальными — с дядей, тетей, с ней самой? Но спустя буквально несколько минут страхам этим пришел конец — оба ее защитника спустились вниз, медленно и тяжело ступая по лестнице и волоча за собой последнего грабителя, на вид совершенно ужасного, мрачного, из тех, кому сам черт не брат. Лицо его, изуродованное ударами, превратилось в одно кровавое месиво. Уж если на то пошло, то и Джон с коровьим лекарем тоже были не в лучшем виде. Один из них нес в зубах фонарь, потому что руки нужны были им для того, чтобы тащить тяжелого пленника.
— Осторожней, — предупредила Бесси из своего уголка. — Тот, второй, валяется прямо у вас под ногами. Уж и не знаю, жив он или мертв, а дядя лежит на полу сзади.
Джон и ветеринар остановились перевести дух на лестнице. Сброшенный вниз грабитель слабо пошевелился и застонал.
— Бесси, — велел Джон, — беги-ка в конюшню и притащи веревки и упряжь, чтобы связать этих мошенников. А тогда мы сможем убрать их из дома и ты займешься своими стариками. Боюсь, им это куда как необходимо.
Бесси мигом сбегала за веревками. Когда она вернулась, то в столовой стало уже чуть светлее, поскольку кто-то успел раздуть угли в камине.
— Похоже, этот молодчик сломал ногу, — заявил Джон, кивая в сторону второго грабителя, все еще лежавшего на полу. Бесси почти даже пожалела злополучного вора, так безжалостно обращались с ним победители. Хотя он был в полубеспамятстве, но связали его так же крепко и сильно, как и его свирепого и злобного товарища. Видя, как бедняга страдает, когда грубые руки вертят его то так, то этак, чтобы было удобнее вязать узлы, Бесси даже принесла с кухни воды и смочила ему губы.
— Страсть как неохота мне оставлять тебя с ним одного, — сказал Джон, — хотя сдается мне, нога у него и впрямь сломана, так что коли он даже и придет в себя, не сможет причинить тебе никакого вреда. А вот этого мерзавца мы сейчас уведем, а потом кто-нибудь вернется к тебе и, глядишь, мы сумеем найти что-то навроде старой двери или еще чего, чтобы соорудить носилки и уволочь второго тоже. А с этим, кажись, все в порядке, — добавил он, покосившись на грабителя, который стоял весь окровавленный и измазанный грязью, со смертельной ненавистью на лице. Когда Бесси украдкой взглянула на него, он перехватил ее взгляд и, видя ее нескрываемый страх, дерзко ухмыльнулся. Эта ухмылка удержала слова, готовые уже сорваться с губ Бесси. Она не смела при нем сказать, что в доме остается еще один разбойник, живой и невредимый. Девушка до смерти боялась, что тогда тот выломает дверь и драка начнется с новой силой. Поэтому она всего-то сказала Джону в дверях:
— Только не задерживайся. Мне страшно оставаться с этим человеком.
