Древко копья с треском опустилось на мое плечо.
– Работай! – проревел аскари.
– Отстань, – проворчал я и погрузил лопату в ил.
– Ты тоже! – приказал аскари человеку в другом конце цепочки – Давай копай!
Высокий широкоплечий мужчина смерил стражника презрительным взглядом и отвернулся. Аскари несколько раз ударил его в грудь, и тот принялся копать, не удостоив надсмотрщика ответом.
Это был Кису – бывший предводитель мятежников Укунгу.
Когда аскари отошли на несколько шагов, я сказал Айари:
– Передай Кису, что я приветствую его. Мы подались вперед; цепь натянулась. Айари что-то сказал Кису, тот поднял голову и с презрением глянул на меня.
– Я передал Кису твое приветствие, – сказал мне Айари по-гориански
– Но он не ответил.
– Разумеется, – кивнул Айари. – Он же мфалме Укунгу. Он не разговаривает с простыми людьми
– Скажи ему, что он больше не мфалме Укунгу. Он низложен. Если в Укунгу и есть мфалме, то это мудрый и благородный Аибу. Аибу, как верховный вождь Укунгу, наверняка станет наместником Билы Хурумы.
– Держи лопату наготове, – шепотом предупредил меня Айари.
– Понял.
Но Кису, услышав то, что перевел ему Айари, вопреки моим ожиданиям, не набросился на меня. Он замер и устремил на меня гневный взгляд. Он умел владеть собой.
– Скажи ему, что я хочу поговорить с ним. Если он мфалме Укунгу, он может удостоить меня такой чести. Айари не без удовольствия перевел мои слова Кису. Тот снова сдержался и, отвернувшись, принялся копать.
– Тогда передай ему, – продолжал я, – что его убар, Била Хурума, не отказывается беседовать с простолюдинами. Скажи, что истинный мфалме выслушивает каждого и каждому отвечает.
Кису выпрямился и посмотрел мне в лицо. Костяшки сжимавших лопату пальцев побелели.
– Я передал ему твои слова, – сказал Айари. Наречие, на котором говорил Кису, было очень похоже на диалект срединных земель, и Айари не составляло труда объясняться. Мне, конечно, было трудней. Диалект срединных земель и укунгу, скорее всего, разновидности одного языка. Временами разницу между языком и диалектом можно считать весьма условной. Если взять десять деревень, то жители любой из них могут вполне понимать жителей соседней, но жители первой не поймут жителей десятой. Таким образом, можно подумать, будто первая и десятая деревни говорят на разных языках. Но где в таком случае проходит граница, отделяющая один язык от другого?
– Скажи Кису, – не унимался я, – что ему следовало бы поучиться искусству править людьми у истинно великого властителя, Билы Хурумы.
Айари не замедлил выполнить мою просьбу. И тут Кису с яростным воплем замахнулся на меня лопатой. Я перехватил его руку и что было силы плашмя ударил его по лицу собственной лопатой. Такой удар свалил бы и кайлуака, но Кису, к моему изумлению, удержался на ногах. Я тут же двинул его черенком лопаты в солнечное сплетение, и Кису согнулся пополам. Он не упал, хотя защищаться уже не мог. Я конечно же не стал добивать его. По сути дела, я применил базовую технику при работе с копьем в близком бою.
Кису, вне сомнения, не уступал мне в силе, но он не был опытным воином. Немудрено, что аскари Билы Хурумы разгромили его войско.
Он поднял голову и уставился на меня с изумлением, не понимая, как такой, казалось бы, незначительный тычок мог лишить его сил. Затем он пошатнулся и рухнул в болото.
Подоспевшие аскари с сердитыми выкриками принялись избивать нас обоих древками копий. Потом нас водворили на места, и цепочка выровнялась.
Через некоторое время Кису повернулся и что-то крикнул Айари. Тот обратился ко мне:
– Он хочет знать, почему ты не убил его.
– Я не собирался убивать его. Я просто хотел поговорить с ним.
Выслушав ответ, Кису снова что-то произнес.
– Он – мфалме Укунгу, – перевел Айари. – Он не может разговаривать с простолюдинами.
– Ну и ладно, – сказал я.
– Копай! – прикрикнул аскари. Мы снова принялись за работу.
21. ЧТО Я УВИДЕЛ ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ В БОЛОТЕ, ПРИКОВАННЫЙ ЦЕПЯМИ К КЛЕТКЕ
– Проснись! – расталкивал меня Айари. Я открыл глаза и приподнялся.
– Там что-то приближается.
– Рейдеры?
– Вряд ли.
Мне удалось сесть на корточки; железный ошейник больно врезался в шею. Ночами цепочку каторжников запирали в клетке на плоту.
– Ничего не вижу, – сказал я, вглядываясь во тьму.