– Да, господин.

– Это камера подчинения.

– Да, да, господин.

– Хорошенько об этом подумай. Сосредоточься на этой мысли, прочувствуй ее всеми клеточками своего прелестного тела. Здесь тебе, рабыне, придется полностью подчиниться воле мужчины.

– Да, господин.

– Сейчас я к тебе прикоснусь.

– Я фригидна, господин. Не сердись и не убивай меня.

– Подумай, о чем я тебе сказал. Ты находишься в камере подчинения.

– Да, господин. – Девушка тихонько заплакала. Потом я к ней прикоснулся. Очень нежно. Бедра ее дернулись, цепь задрожала. Она испуганно посмотрела на меня.

– Ты готова подчиниться мне полностью?

– Да, господин, – прошептала рабыня и попыталась приподнять ноги. – Коснись меня еще раз.

Я немного подождал и прикоснулся к ней еще раз. Очень нежно.

– Ай! – взвизгнула девчонка.

Я продолжал ее гладить. Она застонала и принялась извиваться.

Тогда я остановился.

– Какое странное ощущение, – сказала она. – Что это было?

– Теперь тебя надо выпороть.

– Почему, господин?

– Потому что ты мне солгала. Когда сказала, что фригидна.

Она растерянно посмотрела на меня.

– Ты вовсе не фригидна, девочка, – усмехнулся я. – Ты очень горячая рабыня.

– Нет, нет! Я не горячая рабыня! – замотала она головой.

– Сейчас посмотрим.

– Как ты можешь после этого меня уважать? – неожиданно произнесла она.

– Тебя никто не уважает, – пожал я плечами. – Ты всего лишь рабыня.

– Да, господин.

– У тебя больше нет гордости. Рабыням не позволяется иметь гордость.

– Но я хочу хотя бы уважать сама себя, – сказала она, отвернув голову в сторону.

– Ты должна не уважать себя, а быть собой, – поправил ее я.

Девушка посмотрела на меня. В ее глазах застыли слезы.

– Я не могу осмелиться быть сама собой.

– Разве женщина не может быть женщиной? – спросил я.

– Не может! – вдруг крикнула она. – Это унизительно!

– Вот это да! Кем же, по-твоему, должна быть женщина?

– Она должна быть такой, как мужчина.

– Но ты же не мужчина, – возразил я.

– Я не могу стать женщиной, – заплакала она.

– Почему?

– Потому что женщина в глубине души – рабыня.

– Разве плохо, если рабыня станет рабыней? – спросил я.

– Плохо! – крикнула она.

– Почему? – настаивал я.

– Не знаю! – зарыдала девушка. – Я не знаю.

– Разве может быть плохим то, что естественно? Разве плохо, если камень – это камень, а дерево – это дерево?

– Нет.

– Почему же тогда плохо, если рабыня становится рабыней? – спросил я.

– Не знаю, – покачала она головой.

– Может быть, в этом нет ничего плохого?