– Они безвредны, – сказал я, потому что сам несколько раз проходил мимо. Чтобы продемонстрировать это, я снова вышел из комнаты.

Стоя снаружи, я заметил кое-что, чего не увидел раньше. Над входом был вырезан горянский номер 708. Теперь я понял значение числа на ошейнике девушки. Я вернулся в комнату.

– Видишь, они безвредны.

– Для тебя, – ответила она, – но не для меня.

– Как это?

Она отвернулась.

– Рассказывай, – строго сказал я.

Она посмотрела на меня.

– Ты приказываешь?

Я не хотел ей приказывать.

– Нет.

– Тогда я тебе не расскажу.

– Ну, хорошо, – сказал я, – приказываю.

Она негодующе, со страхом и слезами посмотрела на меня.

– Говори, рабыня, – приказал я.

Она в гневе прикусила губу.

– Повинуйся.

– Может быть, – ответила она.

Я в гневе подошел к ней и схватил за руки. Она посмотрела мне в глаза и задрожала. Увидела, что должна будет говорить. Покорно опустила голову.

– Повинуюсь, – сказала она, – хозяин.

Я отпустил ее.

Она снова отвернулась и отошла к дальней стене.

– Давным-давно, – сказала она, – когда я впервые пришла в Сардар и нашла зал царей-жрецов, я была молодой и глупой. Я считала, что цари-жрецы очень богаты, и я, с моей красотой… – она повернулась, посмотрела на меня и откинула голову… – я ведь красива, правда?

Я посмотрел на нее. Хоть лицо ее было в слезах, волосы растрепались, одежда измялась, она была прекрасна, еще прекрасней в своем расстройстве, потому что оно уничтожило холодную отчужденность, с которой она держалась вначале. Я знал, что теперь она меня боится, но не понимал, почему. Это имеет какое-то отношение к двери, она боится, что я заставлю ее выйти.

– Да, ты прекрасна.

Она горько рассмеялась.

– И вот я, – продолжала она, – вооруженная своей красотой, решила прийти в Сардар и отобрать у царей-жрецов их богатство и силу, потому что мужчины всегда хотели служить мне, давали мне все, что я хотела, а разве цари-жрецы не мужчины?

Люди приходят в Сардар по самым неожиданным причинам, но то, что рассказала Вика, казалось мне невероятным. Только избалованная, высокомерная, честолюбивая девушка могла до такого додуматься, к тому же, как она сама сказала, молодая и глупая.

– Я стала бы убарой всего Гора, – смеялась она, – у меня за спиной были бы цари-жрецы и все их богатства и несказанная сила.

Я молчал.

– Но когда я пришла в Сардар… – она вздрогнула. Губы ее шевелились, но она, казалось, не в состоянии говорить.

Я подошел к ней, положил руки ей на плечи. Она не сопротивлялась.

– Вот это, – сказала она, указывая на маленькие круглые купола по обе стороны от входа.

– Не понимаю, – ответил я.

Она высвободилась и подошла к входу. Когда до входа оставался примерно ярд, красные выпуклости засветились.

– В Сардаре, – сказала она, поворачиваясь ко мне и дрожа, – меня отвели в туннель и надели на голову отвратительный металлический шар с проводами и огоньками, а когда меня освободили, мне показали металлическую пластинку и сказали, что на ней записан мой мозг, все мои воспоминания, самые старые, самые первые – все там.

Я слушал внимательно, зная, что девушка, даже принадлежащая к высшей касте, мало что может понять из происшедшего с ней. Цари-жрецы разрешают представителям высших каст на Горе доступ только к знаниям второго уровня. Низшие касты получают только отрывочные сведения знаний первого уровня. Я полагал, что есть и третий уровень, предназначенный только для самих царей-жрецов, и рассказ девушки подтверждал мое предположение. Я сам не разобрался бы в действии машины, о которой она говорила, но ее назначение и теоретические принципы в целом мне были ясны. Она говорила о сканере мозга, который делает трехмерные микросрезы, особенно наиболее глубоких и наименее подверженных изменениям участков мозга. Получившаяся в результате пластина-запись более индивидуальна, чем отпечатки пальцев;