Бонус. Материал одноразового использования, так сказать. Но этот парень не дурак. Он рассчитывает шантажировать Роба, пока не получит то, чего хочет. А хочет он Черную Книгу. И считает, что она у Роба.
— Но на самом-то деле я ничего не знаю, — подавленно сказал журналист. — Я солгал ему, сказал, что мне кое-что известно, но с какой стати он должен верить? Он не дурак, как ты только что сказала.
— Ты ездил в Лалеш, — ответила Кристина. — Я слышала, как он говорил об этом. Сколько неезидов побывало там? Может, несколько десятков за сотни лет. Вот что его зацепило. Он одержим Книгой и уверен: тебе что-то известно. Из-за Лалеша. Поэтому я думаю, сейчас Лиззи в относительной безопасности.
Последовала пауза, а за ней общий разговор на протяжении пары минут; беспомощный, фактически — о тех же самолетах, аэродромах и паромах, перевозящих машины. А потом сработала звуковая сигнализация портативного компьютера.
На линии появился Клонкерри.
Роб молча замахал рукой, и все в комнате повернулись к экрану.
Изображение было ясное, отчетливое. Звук прекрасный. Убийца ухмылялся.
— Снова привет! Я тут подумал, нам нужно немного поболтать. Итак, вы сумели схватить моих умственно отсталых помощников. Моих ирландских братьев. Какая скука! А я-то планировал насадить кое- кого на кол. Ну да вы наверняка поняли. Видели тот большой кол в саду?
Дули кивнул:
— Видели.
— Ах, детектив Дубина! Как поживаете? Стыд какой, что мы не сумели приготовить жаркое из французской суки! Столько суеты, и все без толку. Нужно было, по крайней мере, хорошенько помучить эту шлюху, как я и собирался. Впрочем, неважно. Потому что у меня по-прежнему есть друзья. Фактически одна из них прямо здесь. Поприветствуйте мою маленькую подружку.
Клонкерри протянул руку за пределы камеры и что-то взял.
Это была отрезанная человеческая голова.
Точнее, это была голова Исобель Превин, белая и слегка подгнившая. Серые нервы и зеленоватые артерии дрябло свешивались с шеи.
— Исобель! Скажи что-нибудь. Поприветствуй всех.
Движением руки он заставил голову кивнуть.
Кристина расплакалась. Роб в ужасе смотрел на экран.
Клонкерри лучился сарказмом и гордостью.
— Вот. Она говорит «привет». Но теперь, кажется, она хочет удалиться к себе. Я соорудил местечко для этой головы — из уважения к ее археологическим достижениям. — Клонкерри встал, сделал шаг вперед и точным ударом ноги послал голову через всю комнату. Она полетела к мусорной корзине в углу и со стуком упала в нее. — Го-ол! — Он снова повернулся к камере. — Я практиковался часами. Итак, с кем имею честь беседовать? Ах да! Роберт, журналист. Так называемый. Привет. Приятно снова увидеться с тобой. Не беспокойся, как я уже говорил, твоя дочь по-прежнему в безопасности. Смотри…
Наклонившись вперед, он повернул веб-камеру, пока не стала видна Лиззи. По-прежнему привязанная к креслу, но с виду живая и здоровая. Потом веб-камера возвратилась в исходное положение.
— Видишь, Робби-и-и… Она в полном порядке. В отличие от Исобель Превин. Я искренне каюсь, что не устоял перед соблазном устроить небольшой спектакль. По-моему, во мне есть что-то от кинорежиссера. Это была такая редкая возможность. Вот он я, слоняюсь по вонючим турецким улицам, и вот она, Исобель Превин! Знаменитый археолог! С лорнетом! На кой черт ей лорнет? Я и призадумался, всего на секунду. Я знаю своих археологов, знаю, что она коллега де Савари, знаю, что она учила счастливицу Кристину Мейер, знаю, что она эксперт по Ассирии, и особенно по езидам. И что же она делает в Стамбуле? Отдыхает?
Клонкерри фыркнул.
— Все правильно. Слишком много совпадений. Мы схватили ее, уж прости, и слегка отшлепали, и она рассказала нам немало, Робби, немало интересных деталей. А потом у меня было эстетическое озарение, если можно так выразиться. Я придумал нашу маленькую драму с колпаками, кастрюлей и ее кишками. Ты оценил, правда? Я ведь чего добивался? Чтобы ты думал, будто прямо на твоих глазах умирает Кристина, что это ее внутренности варятся в подливке, а потом — оцени всю красоту замысла! — потом ты объявляешься в Ирландии и видишь, как твоя сучка умирает снова, самым нелепым образом, насаженная на кол. Какая прелесть, правда? Скольким мужчинам довелось видеть мучительную смерть своей возлюбленной дважды? Сначала из нее варят суп, потом насаживают на кол… Продюсеры Уэст-Энда заплатили бы миллионы за такую пьесу! Coup de theatre! — Он сделал жест восхищения. — Разве я не заслуживаю аплодисментов? За сценарий, достойный Оскара?
Он смотрел с таким видом, будто всерьез ожидал одобрительных возгласов.
— Робби, ну скажи, разве я не молодец? Разве ты не испытываешь тайного восхищения? Одним заходом я сбил тебя со следа, провел через жуткие душевные страдания, заставил поверить, что ты увидишь, как на кол насаживают дочь, а потом на колу очутилась бы Кристина. В то время как сам я нахожусь в полной безопасности, но при этом ухитряюсь разговаривать с тобой и дергать своих кукол за ниточки. — Улыбка слегка увяла. — И тут мои кретины-помощники выходят и открывают стрельбу и этим все портят, не успев насадить на вертел Кристину. Ай-ай-ай! До чего же трудно в наше время нанять приличных работников. Итак, на чем мы остановились? Где… ты… был…
Голос Клонкерри «поплыл», взгляд утратил фокусировку. Выражение лица застыло. Роб многозначительно посмотрел на Форрестера, и тот кивнул.
— Нет, я не собираюсь сходить с ума, — усмехнулся Клонкерри. — Я уже давно это сделал. Ты наверняка заметил, детектив Форрест Гамп[29], что имеешь дело с форменным психом. Но я все равно в несколько раз умнее тебя. Поэтому все твои глупые ходы знаю наперед. Ну конечно, ты уже дошел до понимания того, что я в Курдистане. Ведь я тебе дал подсказку, поймав нашу бедненькую Исобель Превин и добравшись до ее поджелудочной железы. Сказать по правде, мне здесь не нравится. Паршивое местечко. Турки так плохо ведут себя с курдами! Просто стыд и позор. — Клонкерри покачал головой. — Я серьезно, они расисты, а я ненавижу расистов. Ты меня считаешь бессердечным психопатом, но это не так. Больше чем расистов я ненавижу только ниггеров. — Маньяк крутанулся вместе с креслом и остановился лицом к камере. — Почему чернокожие так тупы? Ну же, парни, признайте это. Вы никогда не удивлялись, глядя на чернокожих? Они теперь везде, куда ни сунься. Может, у них план такой? Собрались вместе ниггеры и подумали: эй, давайте посмотрим, не удастся ли нам иммигрировать в какое-нибудь милое местечко и превратить его в сортир? Будем жить в грязных халупах, грабить и стрелять в свое удовольствие. И жаловаться на белых людей. А пакистанцы! Пакистанцы! И арабы! Что им от нас надо? Сидели бы у себя в пустынях, любовались на своих баб через паранджу и слушали вой муэдзинов, так нет же… А как насчет жидов, вечно хнычущих про холокост?
Клонкерри фыркнул.
— «Холокост то, холокост се, пожалуйста, не бейте меня, я жертва холокоста». Холокост-шмолокост. Послушай, жиденок, может, пора уже перешагнуть через былое? Двигаться дальше? И если уж на то пошло, действительно ли холокост так плох? Нет, правда? По крайней мере, немцы действовали пунктуально. Они умеют соблюдать график. Даже имея дело с таким быдлом. Можешь себе представить, какой воцарился бы хаос, если бы этим занялись англичане? У них даже пригородные поезда не ходят по расписанию, где уж этим разгильдяям построить панъевропейскую Дорогу Смерти.
Преступник говорил теперь с акцентом кокни, вовсе ему не свойственным.
— Мы бы стали извиняться за опоздание в Освенцим. И обеспечили бы альтернативную доставку автобусом. А в поезд на Треблинку включили бы вагон-ресторан. — Он снова фыркнул. — Британцы! Тьфу! Пошли они… Высокомерные пьяницы, при малейшем затруднении умудряются перессориться. Ну а янки? Господи, спаси нас от янки с их толстыми задницами! Просто баснословными задницами! В чем тут дело? Почему у них такие большие задницы? Они еще не поняли, что есть связь между провалом в Ираке и их жирными задницами? Эй, Америка, вот в чем секрет! Хочешь знать, куда запропастилось оружие массового поражения? Оно в твоем Лос-Анджелесе, в «Данкин Донатc»[30]. На нем сидит какая-нибудь толстая сука. И даже не догадывается, потому что у нее задница размером с Нептун, не способная чувствовать, что под ней.
Клонкерри снова повернулся с креслом.
