Одна из рек разлилась так сильно, что парням снова пришлось построить плот. На этот раз Алексей из заветных запасов вытащил длинные гвозди, а уж доски лежали под ногами, их нужно было только собрать. Не торопясь, основательно сколотили плот, подсунули камеры, загнали на него первый мотоцикл — плот держал. Течение здесь было медленное, плавное, и нечего было опасаться, что плот перевернет.

Женька с Олегом потихоньку перетолкали плот на другую сторону. Оказалось, ничего сложного нет, и, когда первый мотоцикл заурчал движком на той стороне, все засуетились. Одни тянули плот веревками, другие сопровождали его, шли потихоньку рядом. Я перебралась на тот берег по гулкому железу моста. Внутри конструкции было темно и холодно, под ногами неслась мутная вода, пахло землей и железом…

Все шло благополучно, пока на плот, в последнюю очередь, не закатили Щенка. Мне сразу показалось, что поставили его как-то небрежно, и он сразу же стал на течении раскачиваться вместе с плотом, и соскользнул с него, погрузившись в воду по руль.

Я от волнения даже фотоаппарат опустила и заметалась по берегу.

— А не боись! — крикнул мне Будаев.

Алексей с Олегом и Женькой затащили мотоцикл обратно на плот, и сели рядом сами, чтобы поддерживать его. Когда плот причалил к берегу, мотоцикл скатили, и мы сразу же начали шаманить вокруг, чтобы он завелся, Слили воду из воздушного фильтра, открутили поддончики карбюраторов и сделали то же самое, потом вывернули свечи, прокачали. «Фух! Ф-фух! — мотоцикл плевался водой, которая под напором выстреливала из камер сгорания, и все уже думали, что ему пришел конец, но Алексей, подув на свечи, завернул их обратно, щелкнул ключиком зажигания, топнул по стартеру. И — о, чудо! — мотоцикл завелся и покладисто затарахтел.

— Неубиваемая техника! — в восхищении сказал Будаев, глядя на «Урал».

— Да уж, — эхом откликнулся Алексей, — топишь его, топишь, а ему — хоть бы хны.

Какой «японец» выдержит такое издевательство?

А потом, когда мы уже решили, что самое сложное позади, начались мари. Сотни ручьев стекали на дорогу, ямы стали походить на маленькие озера, их обходили справа по тундре, их обходили слева по кустам, а потом к ямам добавилась глубокая колея… Не было проблем только с одиночкой — Алексей балансировал на середине дороги, а тяжелые колясочники то и дело сваливались в колею, то передним колесом, то колесом коляски. Ребята толкали, тащили, тянули и поднимали…

И снова тащили, тянули, подталкивали и вытаскивали. И матерились. Матерились так, что лиственницам тошно было.

Журналисты, которым уже давно надоело такое медленное продвижение, ушли вперед «на разведку», как сказал Вася. До того, как уйти, он ткнул пальцем в мокрый песок и объявил, что вот это — вот именно это! — следы волков. И вправду, вся дорога была истоптана собачьими, как мне показалось, следами. Я даже внимание на это сперва не обратила. Я понимала — волки летом не нападают и не испугалась. Но на парней его слова почему-то произвели сильное впечатление. Чтобы усилить эффект, он бегал по дороге, тыкал пальцами и кричал:

— Смотри! Да, волки со щенками, а это волчара! Точно, самец, смотри какие следы глубокие! Матерый волчище! Килограмм на сто!

Я смотрела на следы и пожимала плечами — ну да, они глубокие, но и глина сегодня утром была куда более размякшей. Вот и отпечаталось так хорошо. А следы на самом деле мелкие. Но Вася журналист, знает, что главное ведь, как все преподнести.

На ночлег остановились довольно рано — в придорожных кустах вдруг образовался прогал, и караван свернул туда. У Вадима снова барахлила коробка передач, что-то решил подрегулировать Олег. Ну, этого можно вообще не кормить, дай с «Уралом» повозиться. Мы поставили палатку и Алексей ушел за водой. Все устали так, что даже разговаривать не хочется, — упасть бы да уснуть, и ну её, эту еду! Какое сегодня число? Двадцать четвертое… Завтра — контрольный срок в Северобайкальске, и мы на него не успеваем. Ясно-понятно. Но у нас есть еще три дня в запасе. Три дня…

Со стороны дороги неожиданно появились журналисты, все о них как-то уже и забыли.

— Ну чё, байкеры, влипли? — ядовито спрашивает всех Вася.

Мы переглянулись.

— Вы, чё, думаете, эти лужи прошли, и все? Дудки! Вы не видели, что там по дороге дальше. Там еще как минимум тридцать таких луж на протяжении ближайших трех километров! Мы мерили глубину! — он обводит всех торжествующим взглядом, — Вы там просто утонете! А обойти их невозможно, это не то, что было — с одной стороны скалы, с другой обрывы. И я вам скажу одно, вы приплыли!

Я оглядываюсь на ребят. Все слушают его, открыв рот.

— Вы вообще думаете, что делаете? Мы-то сядем на машину и уедем, а вы то останетесь! Продуктов нет, бензина мало — жрать друг друга будете!

Во мне вдруг поднялся гнев. Ну, уж он хватанул! И на какой это машине он собрался удирать? Машин нет вот уже сколько дней, и, наверное, не зря. Валентин стоит рядом с Васей, его лицо непроницаемо. Что они удумали?

Все собрались вокруг них и внимают. Такой авторитет Васе давали его положение иркутского журналиста, уверенность в своей правоте и даже его яркая куртка. Хотя, я подозревала, что у него просто кончилась водка, и он решил, что делать ему здесь больше нечего.

— Нам уже все, пора ту-ту, у нас завтра заканчивается командировка. Ну, мы-то выберемся, пешком уйдем, наконец. А вы, ребята влипли по крупному. Бензина у вас сколько? А сколько прошли километров? А макаронов сколько осталось? Я ничего не понимаю, вам, что, жить не хочется? Вы что, не сечете, что вы отрезаны от земли со всех сторон? Я поражаюсь вашему спокойствию! — последние слова были обращены ко мне.

А я и в самом деле не беспокоилась, жизнь научила решать проблемы по мере их появления. Я прикинула насчет бензина — это настораживало, но не более: наша двадцатилитровая канистра прохудилась еще в Майске, и её пришлось разлить по бакам парням. Вторую канистру мы разлили до второго брода. Так что в баках больше половины. Неизвестно, хватит ли бензина до Куморы — он вылетает в трубу, и мы уже потратили литров двенадцать. А прошли… Сколько же мы прошли? Километров сто — сто двадцать? Что за идиотская привычка — не засекать километраж? Алексей задумался о том же. Я трогаю его за плечо.

— Не думай. Закончится бензин, тогда и решим, что делать. Он ведь не у всех сразу закончится. Остатки, если что, сольем кому-нибудь и отправим вперед. И всех делов. А что касается ям, надо одно — подкапывать бровку — вода за ночь уйдет.

Это я придумала, что можно подкопать бровку у дороги, и вода уйдет. Все были слишком заняты преодолением самих препятствий, чтобы подумать о том, что можно с ними сделать. Я же увидела сегодня такую возможность на одной луже — воду в ней удерживала тонкая бровка, я подозвала Олега и попросила лопату, чтобы подкопать.

Лопату он не дал, сам подкопал землю, и пока по кустам тащили первый мотоцикл, вода опустилась сантиметров на двадцать — остальные смогли проехать по дороге.

Почему бы сейчас не сделать еще лучше? Вода за ночь может вообще уйти…

— А где лопата?

Все стали искать лопату. Вася смотрел с осуждением, по его понятиям, мы должны были сдаться, поднять лапки кверху, а мы еще чего-то трепыхались…

Оказалось, лопату забыли там, где в последний раз подкапывали бровку. А это было километрах в пяти, не меньше, но выхода не оставалось, надо было идти. Кому? Ну, конечно же, мне.

— Погодите, ребята, не уходите, — вдруг попросил Вася. — Раз мы сегодня — завтра уйдем, надо хоть материал доснять, скажете сейчас на камеру несколько слов…

Я не хотела давать никаких интервью — мне нечем было похвастаться, но, с другой стороны, ведь это из-за меня Вася сейчас здесь, поэтому пусть работает. Он очень-очень хочет отснять своего «Распоследнего героя», хочет, чтобы мы визжали в панике и умоляли спасти, хочет, чтобы за нами прилетел вертолет, и он смог бы отснять свои лучшие кадры. Но только я не буду жаловаться на судьбу, и если нужно признать свой страх, я его признаю, пусть даже перед всеми…

А потом мы с Алексеем пошли назад за лопатой. Я взяла с собой топор, а он — на всякий случай, — нож. Я стучала по топору найденным на дороге камешком, просто так, на всякий случай. Мы почти всю