окно, из которого тянуло «ароматами» нефтехимического комбината и помойки.
А через десять дней после нашего возвращения, началось самое большое наводнение в истории Иркутской области и Бурятии, которое полностью смыло дорогу в ущелье Иркута и все мосты в Тункинской долине. Туристов из Саян и с Окинского плато спасатели вывозили на вертолетах, а группа из десяти человек погибла — они замерзли в горах Хамар-Дабана.
Стихия пришла и в Ангарск. Мы носились по берегу Китоя: Волчья река* разлилась, затопила картодром, на котором Алексей учил меня водить мотоцикл, — страшная сила уносила вниз бревна и мусор, заборы и деревья. Брат Алексея, Толик на старенькой моторной лодке вывозил с ближайших огородов дачников и их нехитрый скарб. Я с ужасом смотрела, как слабенький мотор еле вытягивает против беспощадного течения. Вода шла мутная, и в этой мути мерещился мне какой-то зловещий смысл — попасть в мутную воду было страшно вдвойне, и казалось, что уберечься от этой жуткой силы невозможно…
Наводнение угрожало дому Алексея — вода подошла к забору и в любой момент могла хлынуть в огород. Людмила Иннокентьевна стала поднимать все наверх, чтобы уберечь имущество…
Если учесть, что Китой брал начало всего в десяти-пятнадцати километрах от Ильчира, то нам оставалось только предположить, что недобрые духи Окинского плато разозлились на нас за непочтительное отношение и теперь мстили, затопив все, что было вокруг…
Шаман-Камень (2001 год, июль)
Этим летом был официально зарегистрирован еще один клуб — уже в Иркутске.
Президентом клуба «Нибелунги» стал наш хороший знакомый, которого мы знали еще с девяносто восьмого года — Марат Обручев. Он увлекался дальнобоем, и как-то на своей «Ямахе» в три дня слетал до Перми. Этим летом клуб решил провести первый мотослет на Байкале. Не знаю уж, кто с кем договаривался, но слет было решено объединить с рок-фестивалем «Шаман-Камень», который проводил некто Питеров на Байкале возле поселка Листвянка. Ребята готовились к слету всю весну — строили сцену, завозили дрова, договаривались с властями.
Лагерь был разбит на две половины — в одной собрались рокеры, панки и прочие неформалы, а во второй обосновались байкеры. Наши палатки стояли в ряд — мы, потом палатка Будаева, палатка Мецкевича, который, как всегда, приехал не один, а с очередной молчаливой, влюбленной брюнеткой. Она была тихая, похожая на учительницу младших классов, она смотрела ему в рот, и, по-видимому, на что-то надеялась. Они все на что-то надеялись… Дальше стояла палатка Бориса Большова, который приехал на «УАЗе» с какими-то ребятами, палатка Игоря, и, наконец, палатка Радика, а рядом с палаткой стоял его «Москвич» и белокурая красавица Марго позировала журналистам.
Слет был немножко провинциальным, немножко скомканным, все было в первый раз, но все было от души и поэтому — хорошо.
На этом слете мы познакомились с чудесной девушкой из Новосибирска — Светланой Царевой, которая на мотоцикле объездила весь Алтай, сходила вокруг Байкала, а теперь, вместе с мотоциклистами из клуба «Алтай» ехала до порта Владивосток и дальше — на Камчатку. Она приехала на высоком сером ЗИДе, и я в первый раз в жизни увидела молодую женщину, с которой можно было поговорить о мотоциклах!
Она была… Она была Царевой, она была царицей. Невысокая, статная, с румяным, девичьи нежным лицом и с золотой короной роскошных волос: вокруг головы она укладывала косу толщиной в руку. У неё был тихий, детский голос, а говорила она быстро-быстро, чуточку с придыханием, так что вам все время нужно было находится в некотором напряжении, чтобы не пропустить ничего из сказанного. При этом она могла от души ругнуться, не переставая курила, прищуриваясь, и лихо пила крепкое пиво.
За прошедшие годы я совсем, окончательно и бесповоротно лишилась всех приятельниц. Сдались даже самые стойкие: слушать о запчастях и путешествиях они не хотели, а я не могла с ними говорить о кройке и шитье и о мужчинах тоже говорить не могла — потому что у меня, в отличие от одиноких пордруг, мужчина был, и говорить о нем я не хотела ни с кем. Не их это дело.
А тут! Я с удовольствием расспрашивала её о мотоцикле, рассматривала ЗИД, слушала ответы. На все про все у нас был только один вечер — на следующий день они должны были отправиться дальше. Я даже попробовала поездить на её мотоцикле, но не сумела тронуться — он заглох и я, решив, что это знак свыше, уступила место Алексею. Он тоже несколько раз глох, но все же сумел съехать с места.
Светлана оправдывалась тем, что жестковато сцепление. К тому же мотоцикле было плохо отрегулировано зажигание, и кик «лягался». Алексей поездил по поляне, но так ничего и не понял. В общем, все веселились, а мы, зажав в руках по банке крепкого пива, все говорили, говорили, говорили… О моноамортизаторах, о вилках перевернутого типа, о дисковых тормозах, о том, удобен или нет переключатель передач с одним рычагом, и конечно же, я расспросила её о дороге вокруг Байкала.
— В принципе, ничего сложного там нет, все зависит от погоды, у нас ребята с Болотниковым еще за год до нас ходили, но пройти не смогли, повернули назад. А нам повезло — была просто засуха, если бы не засуха, не знаю, прошли бы мы там или нет. Самое сложное это…
— Срамная? — угадывала я, ведь до этого десятки раз смотрела кассету с путешествием.
— Да и это тоже, но самое мерзкое — это броды. Да еще Болотников, собака серая, все время заставлял мотоциклистов переправляться самим, хотя можно было бы переехать в кузове грузовика. Ругались мы с ним — жуть какая-то. Когда на БАМ вышли — ребята отдельно от него поехали, так он всех достал. На мотоцикле же легче проскочить, а они на своих джипах вязнут и вязнут. А если мы не помогали, то тут уж Болотников ругался по черному. Достал всех, волк тряпошный, — и она ругалась своим мелодичным, тихим голосом.
Стемнело, мы сидели, почти не видя друг друга в темноте.
— А еще в Новосибе есть девушки на мотоциклах? — спросила я.
— На самом деле, нет. То есть, они появляются периодически, но это просто способ привлечь мужское внимание, они быстро выходят замуж или просто находят себе друга и больше уже на мотоциклах не ездят.
В это время кто-то затопал в темноте и навис над нами, тяжело дыша.
— Алина! Там «Восход» в твой мотоцикл врезался! Иди посмотри!
Мне очень не хотелось прерывать разговор, но идти все же надо было, хотя я не волновалась за мотоцикл, — я уже знала, что повредить в нем ничего нельзя. Это вам не хрупкий пластик «японских» спортбайков. Я была права: какой-то захмелевший четырнадцатилетний пацан на «Восходе» в темноте взял на таран моего Щенка. Щенок отделался помятым номером. Когда я подошла, Алексей и Будаев держали пацана за грудки, а он что-то лепетал ломающимся голосом.
— Так, пиво «девятку», — и мы в расчете, — буркнула я, оценив ущерб.
Пацан согласно затряс головой и побежал за пивом. Мы думали, он сбежит, но он появился рядом буквально через минуту, сунул нам упаковку, еще раз извинился и исчез. Каждый выдрал из полиэтиленовой оплетки себе по банке, пиво зашипело…
К нам подошла Марго.
— Ребята, Алина, там Люда плачет.
Людой звали подругу Мецкевича.
— Что с ней?
— Её кто-то сбил…
— Ну-ка пойдем!
Выяснилось, что мальчишка не просто врезался в мой мотоцикл, он врезался в Люду, а в мой мотоцикл ударился уже после неё.
— Сильно? — спросила я, когда Будаев вылез наружу.
— А бес её знает, ревет, видать, сильно. Я бы из этого молокососа душу повытряс, если бы знал, что он её сбил, да ведь вот, поди ж ты, заползла в палатку, никому ничего не сказала и ревет. То-то он так
