набережной, было уже поздно. Когда свернули на набережную, там никого не было, как будто никто и не собирался здесь еще пять минут назад. На какой площадке проходит открытие, мы не знали, и заметались по Иркутску. Я старалась не отставать от Алексея. Оказалось, мы не одни такие: через какое-то время к нам присоединилось два «Ижика» — ребята тоже опоздали и не знали, куда ехать. Нам было не так уж и обидно, — один из мотоциклов прибыл из далекого поселка Залари, ребята потратились на бензин и никуда не попали. Мы старались помочь им изо всех сил, съездили даже в единственный в Иркутске мотомагазин, который был в центре Иркутска, и даже пытались разыскать какую-то турбазу на сорок шестом километре Байкальского тракта, — сюда байкеры должны были приехать после «культурной программы», но так и не нашли. Несолоно хлебавши мы вернулись домой, и я выслушала длинную тираду от Алексея по поводу своего поведения.
— И главное — он завелся! — кричал он. — Она не может его завести сама на улице.
Нет, ни за что! Она не может сама завести его на стоянке! Но тут — она его завела!
Я молчала и терла синяки и шишки, набитые на асфальте. Я давно заметила, — он очень любит, когда у меня все получается, но часто не может простить, если у меня что-то не выходит. Подозреваю, что это вообще свойство мужчин — любить только удачливых. И в самом деле, кому нужны неудачники?
В четверг я открыла газету и прочитала, что про меня написал Митя: «…всем известная девушка на «Урале» забыла, где у мотоцикла тормоза… ударила тюнингованный под стрит-файтер «ИЖ» Яна Устимова, над которым парень трудился всю зиму… Но и после этого она не реагировала на замечания и ехала по осевой, мешая движению встречных автомобилей…»
Это меня доконало. Да не забыла я, где тормоза, и по осевой не ехала, а ехала по своей полосе, просто не жалась к обочине, чтобы не затирали. Да и видеть сволочь-Митя этого не мог, потому что ехал в машине далеко впереди, а писал то, что ему говорили другие, скорее всего, Радик, который помешан на безопасности, поэтому и не ездит на мотоцикле. Сидели на Байкале у костра, пили пиво, обсуждали меня…
Я заплакала. Я плакала и плакала и не могла остановиться. А ведь надо было еще купить пива и идти к Яну, мириться, он-то уж тут точно не в чем не виноват, а виновата перед ним я. Вообще кругом виновата я! Я-я-а!
И тут меня стал утешать Алексей. Он сидел рядом, гладил по плечу и сдержанно вздыхал. Вздыхать- то он вздыхал, а вот идти в сервис к Белецкому отказался наотрез.
— Не пойду! — рубанул он. — И пивом их поить не буду! Обойдутся! А ты не реви, в понедельник двенадцатое, поедем в Новосибирск, у меня отпуск начинается. …И мы поехали в Новосибирск. Это было большое путешествие — две тысячи километров туда и две тысячи — обратно. И я в первый раз поняла, что это такое — её Величество Дорога, и на себе ощутила её волшебные, ни с чем не сравнимые чары.
Стоит один раз, один только раз вкусить этих соленых от озона капель дождя и вкус песка и пыли на зубах, ощутить запах нагретого солнцем асфальта, гудрона и легкий, почти неуловимый аромат бензина и моторного масла, смешанный с запахом березовой листвы, сухой хвои и болотных трав, попробовать сладкого чаю, настоянного на смородиновых листьях и сытного варева, которое готовиться из макарон, тушенки и специй из разных пакетиков на крохотном бензиновом примусе, в который каждые двадцать минут надо доливать топливо, увидеть бесцветную ленту асфальта, на которой в жаркий день стоят миражи, поглядеть на острые, как пики, черные ели на горных серпантинах и мягкие дубравы, убегающие назад по обочине дороги, услышать свист холодного утреннего ветра на трассе и надоедливый писк комаров на стоянке, вечерние трели соловья и неукротимый рев тяжеленных фур, от которых дрожит под ногами земля. Все это, все вместе и многое, многое другое и составляет тот непередаваемый колорит, который невозможно выразить словами, который не передают камеры и фотоаппараты, который нужно просто впитывать всей кожей, наслаждаясь и понимая — этот миг прекрасен! — он не повторится больше никогда. Никогда. Никогда больше. И будь счастлив, что он есть.
Первую ночь мы провели где-то под Тулуном, в березнячке. Рядом была сортировочная станция, и всю ночь нудный женский голос объявлял, куда и по какой ветке идут поезда и движутся вагоны. Полиэтилен на палатке хлопал, и мне казалось, что рядом с палаткой кто-то ходит. Утро ушло на то, чтобы запаять оборвавшийся тормозной тросик на примусе с помощью отвертки и аспирина.
В этот день мы увидели, что представляет собой федеральная трасса — единственная дорога, которая соединяет запад и восток страны: между Тулуном и Тайшетом пошла гравийка, чередующаяся с кусками разбитого асфальта. «Урал» трясло, как в лихорадке, на укатанных гравийных участках, а там, где только что прошел грейдер, который собирал из придорожных канав весь мусор и высыпал его на середину дороги, мотоцикл становился неуправляемым. Над дорогой стоял туман из песка и пыли, перегонщики, которые гнали залепленные скотчем по самую крышу машины с Владивостока на запад, неслись по дороге, не жалея подвесок, и после каждой машины я ничего не видела, как минимум, две минуты. Я зажмуривалась, чтобы хоть как-то уберечь глаза, но это не помогало, по щекам текли слезы, куртка и мотоцикл покрывались толстым слоем песка, и я каждый раз вынуждена была останавливаться, чтобы проморгаться. Местами слой песка и пыли на дороге был глубиной по щиколотку, ботинки взяли в ней, как в болоте, заднее колесо возило, левиафаны КАМАЗов и «МАНов» проносились мимо, не обращая внимания на какую-то мошку под колесами. Они обдавали меня очередными водопадами песка, мотоцикл то и дело падал, я выбивалась из сил… Алексей был терпелив, он мог бы уехать вперед и жать меня где-нибудь уже на асфальте, но он останавливался каждый раз, когда видел, что я больше не в силах ехать, помогал поднимать мотоцикл, подбадривал.
Мы ехали допоздна, уже вечером по разбитой объездной дороге, на которой зияли черные пасти глубоких выбоин, миновали Тайшет. Алексей устал еще сильнее, чем я, это я поняла, когда он свернул на одностороннюю улицу — решил, что стрелочка на синем фоне именно ему показывает, где объездная.
Не знаю, почему, но во всех шоферских байках водителей Тайшет считался логовом бандитов, которые нападали на автомобили на федеральной трассе М 53. Водителей, как правило, убивали, и если кто-то мог выжить, то только благодаря удачливости.
Бандиты разбирали автомобиль на запчасти и быстро, за копейки, сбывали. Не то, чтобы таких банд не было в других городах, но в страшных историях речь всегда шла именно о Тайшете, да и по телевизору то и дело говорили об очередном приговоре тайшетским отморозкам, так что, в любом случае, ухо нужно было держать востро.
Мы хотели отъехать подальше от города и встать лагерем где-нибудь в лесу, но обнаружили, что кругом, покуда хватало глаз, простирались болота, а то и вовсе со всех сторон блестела черная гладь воды. Мы ехали и ехали в сгущающихся сумерках и понимали, что нужно остановиться, но места для стоянки не было, и не было даже возможности просто съехать с трассы.
Наконец, Алексей заметил сворот, который шел куда-то вверх, на сопку.
Здесь, на горе, был небольшой заброшенный карьер. Когда-то в нем добывали мрамор и песок, но уже давно здесь никто не появлялся. Алексей отстегнул от мотоцикла платку, вытряхнул её из мешка и расстелил на земле… И в этот момент я поняла, почему здесь давно никого не было. Целые облака крупных, голодных, как упыри, рыжих комаров облепили нас со всех сторон. Уехать мы не могли, потому что уже стемнело. Я бормотала ругательства и сгребала с себя комаров, Алексей был более стойким, — он спокойно установил палатку, велел мне залезть внутрь и больше не вылазить оттуда. Кажется, он даже не чувствовал укусов. Я опрыскала реппелентом вход, приняла из рук Алексея вещи. Он хозяйничал снаружи, я — внутри. Вдвоем мы все же сгоношили ужин и поели. Уже в кромешной тьме Алексей пошел замкнуть мотоциклы тросиком и сообщил мне о том, что рядом с палаткой обнаружил светлячка, — он светился в земле, а вытащить его, чтобы показать мне, Алексей не мог, сколько не старался, тот, словно завороженный клад, уходил все глубже и глубже в землю. Светлячки — невидаль для нашего края, и посмотреть на чудо пошла и я.
Низкие тучи норовили пролиться дождем, с надрывом кричала печальная птица, а где-то совсем рядом с палаткой визгливо скрипело дерево. В земле зеленоватым, инопланетным светом сияло что-то, что невозможно было вытащить из земли, потому не было там ничего, что могло светиться, но вот — светилось же! Мы потоптались рядом, да и плюнули, — хотелось спать. Это странное свечение стало причиной моих ночных кошмаров, которые лезли в голову до рассвета. Я припомнила все дешевые фантастические фильмы с жуткими инопланетянами, все глупые, дурацкие книжки, которые прочитала на эту тему, сюжеты причудливо переплетались в дремавшем мозгу, я вздрагивала от скрипа дерева и крика птицы, ворочалась с
