Дук Жиото довольно улыбнулся. Вечер прошел удачно, новость, которую Жиото принес из дома Архивариуса, привела хозяина в хорошее расположение духа. Его милость очень заинтересовался ходом, найденным Жиото в мастерской под лестницей. Настолько заинтересовался, что даже похвалил Дука. И сразу же дал ему другое задание. Назначил главным среди тех, кто отправился в этот дом на окраине! Хороший знак…

Отец семейства ударил Зоба табуретом, насадив его на лезвия, торчащие из шлема лича, – Дук даже посмеялся тогда. Пока он расправлялся с мальчишками, лич убил двоих взрослых и старшую сестру. Жаль, слишком быстро – а то было бы чем занять время. Ведь неизвестно, сколько им пришлось бы ждать, его милость сказал: карла может и не появиться сегодня.

– Твое имя? – повторил Дук.

Гарбуш молчал, тихо сопя. У троих незнакомцев были мечи, у последнего… Лежа на животе, гномороб исподлобья оглядел его. Этого четвертого с ног до головы защищали доспехи – шлем, широкий ошейник, нагрудник… А вместо запястий у него было оружие.

– Скачи за его милостью, – приказал Дук Жиото. – А ты карауль во дворе.

Один из тюремщиков выбежал наружу, второй пошел за ним. Лич встал в дверях.

Гномороб не мог оторвать от него взгляда. Диковинное оружие – сдвоенное лезвие с парой шипастых шаров на цепях и арбалет с утолщением на ложе. Интересно, как это закреплено на культях?

Он вспомнил то, что видел в полутьме спальни. Голова отца Ипи была проломлена… Гарбуш внимательно посмотрел на шары.

– Где Ипи? – спросил он.

– Раз ты спрашиваешь про нее, значит, твое имя Гарбуш? Это так? Мы ждали тебя.

Улыбаясь, Дук подошел к карле.

– Ипи? Такая мелкая девчонка вроде тебя?

– Где она?

– Не беспокойся, пока что она жива.

Они приехали сюда впятером, лошадей оставили в развалинах позади дома. Девчонка потеряла сознание, когда они убили детей и взрослых. Ее сунули в мешок, после чего Дук приказал одному из тюремщиков отвести карлицу в Острог.

Гарбуш опустил голову, прижался лбом к полу и закрыл глаза. Он не собирался больше разговаривать с этими людьми.

– Ты ведь заглянул в спальню? – продолжал Дук. – Видел, что внутри?

Гарбуш молчал.

– Но твоя подружка жива. Пока что. Ты ведь не хочешь, чтобы с ней произошло то же самое?

Гарбуш молчал. Дук Жиото опустился на корточки рядом с ним.

– С виду такая нежная, детское личико. Побалуюсь с нею, перед тем как…

Гарбуш приподнялся и укусил Дука Жиото за икру.

Шагнув в дом, Альфар огляделся, увидел, что происходит, и крикнул:

– Прекрати!

Дук отошел от лежащего под стеной тела, которое только что с остервенением пинал. Кажется, карла потерял сознание… В любом случае Дук уже устал, да и нога болела.

Он прохромал в спальню, оторвал кусок материи от платья мертвой женщины, вернулся и, усевшись на табурет, стал обматывать икру. Дук все сделал правильно, карлица в Остроге, гномороб пойман, и ничего страшного нет в том, что он позволил себе несколько раз ударить паршивца.

– Он укусил меня, – пожаловался Жиото. – Ни с того ни с сего вцепился в ногу… – тюремщик замолчал, увидев, с каким выражением смотрит на него Альфар.

– А где его милость? – спросил Жиото опасливо.

– Отправился проверить лаз, который ты обнаружил, – процедил Альфар. – Так что Нек далеко, понял, урод? И если ты…

– Я не урод! – возмутился Жиото. Он наклонился, затягивая материю на ноге.

Удар сбил его с табурета, вышиб воздух из груди. Дук упал спиной на пол, разевая рот и пытаясь вздохнуть. Его рука потянулась к оружию в ножнах, но замерла, когда Жиото увидел прямо перед своими глазами острие меча.

– Так кто ты? – спросил Альфар. Меч ткнул Дука в щеку, и тюремщик скосил глаза на лезвие.

– Кто ты? – повторил Альфар, медленно ведя острием по коже.

– Урод… – прошептал Дук, когда кровь побежала по скуле.

– Нет, даже не урод. Уродец. Трусливый, жалкий уродец, правда? Я спрашиваю еще раз – кто ты такой?

Дук замер, страшась пошевелиться. Лезвие подобралось к веку – еще немного, и острие проткнет глазное яблоко.

– Трусливый жалкий уродец… – повторил тюремщик.

– Вот теперь – и вправду настоящий уродец, – согласился Альфар, рисуя красную линию вокруг глаза Дука. – Ты ведь знаешь, что шрам останется навсегда?