Элспет на пробу потянулась к Котенку, но тот не шелохнулся. Она почесала мягкое кошачье брюшко. Как же у меня тогда получилось? Она погрузила руку в белое тельце; недовольно мяукнув, Котенок заворочался, но не проснулся. Элспет без помех прощупала горячие кровеносные сосуды, внутренние органы, косточки, мышцы. Искала она зазубринку бестелесности; пальцы без труда должны были узнать душу, состоявшую из той же субстанции, что и сама Элспет. Есть ли у нее постоянное место внутри тела? Или она подвижна? В прошлый раз она сама зацепилась за мой мизинец. Скользкая была, точно косточка авокадо, — как такую удержишь? Котенок фыркнул и свернулся поплотнее. Прости, кошечка. Прости. Элспет поднялась пальцами выше, к легким, и тут Котенок проснулся.

Элспет отдернула руку. Ты же невидима. Но Котенку явно было не по себе: выгнув спину, он стал настороженно озираться по сторонам, а потом остановился у края широкой кровати и прислушался. В квартире было тихо: и Джулия, и Валентина ушли. Этажом ниже кто-то возился на кухне; Элспет знала, что это Роберт. Покрутившись на месте, Котенок переместился в изножье, опустил голову на сложенные перед собой лапки и сощурился. Элспет в ожидании сидела рядом.

Через несколько минут Котенок смежил веки. Элспет наблюдала, как его бока мерно раздуваются и опадают. Кончик хвоста подергивался. Теперь аккуратно. Элспет погладила Котенка по голове; когда то же самое делала Валентина, Котенок всегда блаженствовал. Но сейчас он недовольно передернул ушками.

Котенка сморил сон. Элспет быстрым движением вспорола белое тельце, как Котенок мог бы вспороть коготками игрушку. Что-то зацепилось за палец — и кошачья плоть провалилась внутрь себя, как непропеченное тесто: в руках у Элспет выпустил когти злой, кусачий Котенок.

Если он меня оцарапает, заживет ли ранка? Элспет представила, как ее призрачная кожа свисает клочьями, и швырнула Котенка на кровать. Они уставились друг на друга. Котенок враждебно зашипел. Элспет вздрогнула: если я это слышу, значит?.. Она зашептала: «Все хорошо, кошечка» — и потянулась к зверьку. Котенок с шипением отпрянул. Он оглянулся, спрыгнул с кровати и исчез.

А дальше что? Как повторить возвращение к жизни? Элспет подумала про Валентину и вконец отчаялась. Она прилегла на кровать рядом с бездыханным кошачьим тельцем. Ну-ка, оживай, кошечка. Это всего лишь проба… Как же быть?.. Кошечка не подавала признаков жизни. Ее полуоткрытые глаза подернулись третьим веком. Она стала похожа на кошачью инопланетянку. Изо рта свесился розовый язычок, голова неловко свернулась набок. Прости, кошечка. Мне тебя так жалко, ужасно жалко.

Куда же подевалась эта кошка? Не смылась ли из квартиры? Возможно, выпрыгнула на задний двор или белым облачком полетела на кладбище гонять призраков, воробьев и лягушат. Возможно, превратилась в кошачье привидение и шныряет по помойкам Саут-Гроув.[101] Элспет поглаживала белую шерстку, утратившую, как ей казалось, живой блеск. Она погрузила пальцы в кошачий бок — и поразилась перемене: там затеплилась жизнь, но это была та жизнь, что разъедает тело. Внутри зашевелились микроорганизмы, пожирающие мертвую плоть.

Отдернув руку, Элспет приподнялась с подушки. Ничего не выйдет, Валентина. По-твоему не получится. После похорон тело будет не узнать: его тронет гниль. Ты умрешь от тлена. Умрешь от собственной смерти.

Элспет сжалась в плоский лист и взмыла в воздух. Она не могла себе простить, что убила Котенка ради какой-то бредовой затеи. Как же я на такое пошла? Бедная кошечка. Элспет втиснулась к себе в ящик. Сжавшись в комок, она терзалась от собственной низости и жестокости, кляла себя последними словами и представляла, что будут говорить другие об ее изуверстве. Ответ пришел сам собой: ничего, потому что об этом злодеянии сможет догадаться одна Валентина.

Котенка обнаружила Джулия. Никогда прежде она не сталкивалась со смертью, и ее первая мысль была о Валентине: может, кошечка еще чудом проснется, может, Валентина ничего не узнает. Но Валентина не убивалась. «Ох», — только и сказала она, выслушав Джулию.

В чулане Джулия нашла деревянный ящичек с откидной крышкой. Когда-то в нем хранили столовое серебро, но теперь об этом напоминали только пустые отсеки, обитые бледно-зеленым бархатом. Родителям Эди и Элспет кто-то подарил серебряные приборы на свадьбу. Но в девяносто шестом их квартиру обокрали. У Джулии мелькнуло недоумение: зачем хранить пустой ящик, утративший свое назначение? Она перенесла его в спальню и поставила рядом с кошачьим тельцем.

Валентина откинула крышку.

— Не поместится, — сказала она.

— Да, вот если бы котенка была в форме вилки… а так перегородки мешают. Погоди-ка, они, по- моему, вынимаются, — заметила Джулия.

Старый клей поддался легко, и Джулия вытащила деревянную вставку. Из ящика пахнуло плесенью. Валентина скривилась и зажала нос краем блузы.

— Набьем туда кошачьей мяты. А кошечку во что-нибудь завернем.

Джулия сходила в гардеробную и раскопала голубой шелковый платок, оставшийся от Элспет. Валентина кивнула. Джулия разложила его на кровати. Валентина взяла кошечку на руки и перенесла на голубой шелк. Поцеловала кошачью макушку. Тельце уже слегка окоченело. Валентина завернула его в платок и уложила в ящик. Теперь ничто не напоминало, что Котенок совсем недавно был жив. В ящике лежал застывший, жалкий комок. Валентина опустила крышку.

Близнецы спустились вниз и молча постояли у Роберта под дверью. Валентина прижимала к груди ящик. Открыв им дверь, Роберт сказал:

— Я тут подумал и решил: закопаем на заднем дворе.

— С какой стати? — возмутилась Джулия. — За стеной огромное кладбище. Глупо получается: у нас же есть фамильный склеп — туда и отнесем.

Близнецы переступили через порог и остановились в прихожей, будто собираясь тут же уйти. Роберт запер за ними дверь.

— Это невозможно по целому ряду причин. Во-первых, для наземного захоронения требуется особый гроб, а этот скоро придет в полную негодность. Во-вторых, там запрещается хоронить животных — это христианское кладбище.

— А если у нас христианское животное? — спросила Джулия.

— А если мы раздобудем правильный гробик? — спросила Валентина.

Роберт стоял на своем:

— Закопаем у садовой стены, а Джордж сделает небольшое каменное надгробье. Кошка будет лежать в двух шагах от кладбища, и вы сможете ее навещать в любое время.

— Ладно, — сказала Валентина; ее зазнобило. Хотелось поговорить с Элспет, но та куда-то исчезла.

Они втроем вышли на задний двор. Роберт принес лопату и несколько пар перчаток. Посовещавшись с Валентиной, он начал копать. Ящик был невелик, но Роберт углубил яму на метр. Закончив работу, он про себя воздал должное труду похоронной бригады: «Томас и Мэтью управились бы в считаные минуты, а у меня пот в три ручья и руки стерты до кровавых мозолей». Он бережно опустил ящик на дно.

— Наверное… полагается что-нибудь сказать? — спросила Джулия.

— Ты имеешь в виду молитву? — усомнился Роберт, переводя взгляд с Джулии на Валентину.

— Прощай… Котенок… — произнесла Валентина.

И, подумав: «Я тебя люблю. Прости меня…», расплакалась.

Роберт и Джулия в нерешительности переглянулись: каждый полагал, что другой утешит лучше. Джулия сделала знак рукой: «Давай ты». Шагнув к Валентине, Роберт привлек ее к себе; она зарыдала в