– Ну, отлично. – Он смотрит на меня, как будто хочет сказать, что все очень мило, но он-то при чем?

– И ее родители планируют большую свадьбу в Мичигане. Церковь, подружки невесты, рис, кучу денег вбухали. Плюс щедрый прием в яхт-клубе после венчания. Белый галстук, никак не меньше.

Бен наливает кофе и протягивает мне кружку с Винни Пухом. Я насыпаю в чашку порошковые сливки. Здесь, наверху, довольно холодно, кофе пахнет горечью, но, в общем, на вкус ничего.

– Мне нужно быть там. Мне нужно пережить этот восьмичасовой изнуряющий стресс и не исчезнуть.

– А-а. – Бен всегда принимает проблему такой, какая она есть, и меня это очень успокаивает.

– Мне нужно что-то, что посылает в нокаут все рецепторы допамина, которые во мне есть.

– Наван, хаддол, торазин, серентил, мелларил, стелазин…

Бен протирает стекла очков свитером. Без очков он выглядит как большая лысая мышь.

– Я надеялся, что ты сделаешь для меня вот это. – Я шарю по карманам джинсов в поисках бумажки, нахожу ее и вручаю Бену.

– «3-[2-[4-96-фтор-1,2-бензоксазол-3-у1>… коллоидальная двуокись кремния, гидроксипропил метилцеллюлоза… пропиленгликоль…» – Он читает, прищурившись. Затем спрашивает ошеломленно: – Что это?

– Это новое антипсихотическое средство под названием риперидон, на рынке известен как риспедал. Его разрешат продавать в тысяча девятьсот девяносто восьмом году, но я бы хотел попробовать его сейчас. Он относится к новому классу препаратов под названием «вторичные бензисоксахолы».

– Где ты это достал?

– «Медицинский вестник». Издание двухтысячного года.

– Кто его делает?

– «Джансен».

– Генри, ты знаешь, что не очень переносишь антипсихотики. А если он сработает в противоположном направлении?

– Они не знают, как он работает. «Независимо взятый антагонист моноаминэкгика с высокой близостью к серотонину второго типа, допамину второго типа и так далее».

– Ну, каждый раз одно и то же. Почему ты думаешь, что это лучше, чем халдол?

– Это догадка, основанная на знании реального положения дел, – терпеливо улыбаюсь я. – Наверняка я не уверен. Ты можешь это сделать?

– Да… могу,– поколебавшись, отвечает Бен.

– Насколько быстро? Ведь, чтобы построить систему, нужно время.

– Я тебе скажу. Когда свадьба?

– Двадцать третьего октября.

– Хм. А доза?

– Начни пока с одного миллиграмма.

Бен встает и потягивается. В тусклом свете холодной комнаты он кажется старым, больным, кожа как будто бумажная. Часть Бена любит принимать вызов («Эй, давай сделаем этот чумовой препарат, который еще никто не изобрел»), но другая часть не любит рисковать.

– Генри, ты даже не знаешь, точно ли твоя проблема в допаминах.

– Ты видел снимки.

– Да, да. Но почему просто не смириться? Лечение может оказаться хуже самой проблемы.

– Бен. Что, если бы я вот так щелкнул пальцами, – я встаю, наклоняюсь к нему и щелкаю пальцами, – и прямо сейчас ты оказался бы в спальне Алена, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году…

– Я б убил этого пидора.

– Но ты не можешь, потому что ты там не был. – (Бен закрывает глаза и трясет головой.) – И ты ничего не можешь изменить: он все равно заболеет, и ты заболеешь, und so weiter. Что, если бы тебе пришлось смотреть, как он умирает, снова и снова? – (Бен садится на складной стул. На меня он не смотрит.) – Вот каково это, Бен. Да, это здорово. Но в основном это означает растерянность, воровство и попытки просто…

– Справиться. – Бен вздыхает. – Боже, ну почему я иду у тебя на поводу?

– Новизна? Моя мальчишеская привлекательность?

– Помечтай. Эй, а я на свадьбу приглашен?

Я в шоке. Мне никогда не приходило в голову, что Бен захочет прийти.

– Да! Конечно! Правда придешь?

– Это ж лучше, чем похороны.

– Класс! Моя сторона в церкви быстро наполняется. Ты будешь моим восьмым гостем.