– Что на этот раз? – потребовал Вепрь.
– Да вот эти люди… – начал объяснять Владимир, но его прервал властный голос:
– Погоди, этериот. Здесь слишком много ушей. Иные укоротить бы…
Толпа распахивалась перед Терибулом, как шелковый занавес. Одни попятились, другие спрятались за спины, а третьи исчезли вовсе. Терибул бросил из уголка рта:
– Вепрь, займись тут. А я поговорю с этериотами.
Втроем прошли в покои Терибула на поверх ниже. В коридорах уже было полно стражи, блестели доспехи, железо звякало, грубые голоса, как конский топот, прорезались сквозь женские испуганные вскрики. Перед ними расступались, как вспуганные куры, даже ветераны. Владимир ловил на себе удивленно-уважительные взоры.
Закрыв за собой дверь, Терибул кивком отослал слуг, повернулся к этериотам. Глаза его были острые, как два стилета.
– Что они сказали?
Владимир развел руками, а Олаф браво ответил:
– За нас говорили мечи.
Терибул поморщился:
– Кто их первым увидел?
– Я, – ответил Владимир.
– Что они говорили?
– Они бросились молча, – ответил Владимир честно. – Да и потом… больше хрюкали. Иногда – мычали.
Терибул смотрел пристально, будто хотел впиться во внутренности, выгрызть упрятанное глубоко. В лице проступила затаенная жестокость. Владимир чувствовал смертельный холод. Если обмолвиться, что один выругался на росском языке, то это может быть смертным приговором ему и даже Олафу.
– А ты, – спросил Терибул у довольного викинга, – что слышал ты?
Олаф метнул быстрый взор на Владимира. Тот затаил дыхание – викинг мог услышать, – но Олаф показал красивые зубы в чистой открытой усмешке:
– Мой друг поразил четверых!.. Я успел только одного. Да и то… без крови.
Терибул поморщился:
– Сломал спину. Тоже подох раньше, чем успели спросить. Вы чересчур сильны, варвары! И бесхитростны, как младенцы. Захватить бы хоть одного да с каленым железом поспрашивать… Но вы хороши в охране, ничего не скажу. Сейчас каждый видит, что я был прав, когда порекомендовал вас в охрану внутренних покоев. Не забывайте, вас рекомендовал я! Но любой из римлян… или тех, кто за годы стал римлянином, научился бы думать по-римски, не добивал бы хоть одного.
Владимир ответил виновато:
– Мы не добивали.
Терибул отмахнулся раздраженно:
– Знаю-знаю. У каждого из четверых только по одной ране. Ранке, как бы вы сказали. Прямо царапинке! Увы, смертельной. А один вовсе… без крови, как говорит этот довольный дурак.
Олаф вытянулся, но по лицу было видно, как обиделся. Терибул прошелся по комнате. Этериоты следили за шагами всемогущего царедворца затаив дыхание. Терибул морщился, сжимал кулаки, хмыкал, наконец так резко обернулся, что оба вздрогнули.
– Идите. В любом случае вы показали себя достойно. А что не очень думали, когда рубили, то так и лучше. Умные воины – уже не воины.
Когда за ними закрылась дверь, Олаф шепнул одними губами:
– Чего это он?
– Забудь, – посоветовал Владимир. – Сам дурак.
– Да нет, мой отец тоже примерно такое же рек. Умные, дескать, опасны…
– Забудь, – отмахнулся Владимир снова.
Олаф внезапно хлопнул себя по лбу:
– А что тот, которому ты разрубил шею, пищал?
– Ш-ш-ш-ш, – сказал Владимир испуганно.
Олаф едва не подпрыгнул, довольный. Значит, тут еще сложнее, чем показалось вначале. А его друг знает больше, чем сказал этому разряженному болвану, сам дурак, и как здорово, что они вдвоем уже окунулись во что-то чисто ромейски подлое с ночными убийствами и кинжалами из-под полы! Другой мир, где могут нападать впятером на одного, где косой взгляд или неверный изгиб губ может привести к быстрой и нещадной гибели, где один удар меча может привести на вершину такой славы, откуда крохотные земли родного Севера не рассмотришь и в кулак!
– Нам повезло, – сказал Олаф счастливо. – Что я видел дома, кроме холодных скал и морского прибоя? Да еще одинаковых девок с морской водой в жилах вместо крови? А здесь шагу не ступить, чтобы кому-то не дать в морду!