самый Ярополк изгнал?
– Он, – ответил Владимир, но, помимо тоски и боли, Олаф услышал, к своему удовлетворению, и сдавленную ярость. – Но я хочу вернуться! Пусть сладко ест и мягко спит, но я вернусь. Он меня знает, потому и тогда – помнишь! – перекрыл своими заставами нам дорогу. Потому даже здесь пытается достать меня. Здесь, в Царьграде, целый квартал русов. Торговцы!.. Они же глаза и уши великого князя киевского. А еще, как видишь, и руки.
Олаф довольно заржал:
– Хреновые руки! Разучились в тепле да под солнышком держать мечи… Эй-эй, что у тебя из-под панциря течет?
Вязаная рубашка, что торчала из-под железного панциря, стала теплой и мокрой. Когда Владимир отнял руку, ладонь была в крови.
– Красное вино, – сказал он.
– Откуда? – удивился Олаф. – Ты вина не пьешь, совсем как магометанец!
– Да? Тогда с чего бы я чувствовал, будто меня пропустили через камнедробилку?
– Да, это похмелье, – согласился Олаф с напускным весельем, ибо лицо Владимира уже стало бледным и изнуренным. – Пир был на славу, и ты их угостил щедро!
Он даже взялся поддерживать его за плечи. А когда подошли к бараку, навстречу выбежали этериоты, уже все знали о случившемся, подхватили на руки, внесли, поспешно содрали доспехи. Он чувствовал слабость, голова начала кружиться. Вокруг ахали, спорили, деловито оценивали удары нападавших, достоинства и недостатки его доспеха.
Панцирь был во вмятинах, будто по нему били молотом. В двух местах толстое железо не выдержало, зияло дырами. На теле Владимира насчитали три раны, к счастью – не опасные, а также с десяток широких ссадин и кровоподтеков.
Олаф с сочувствием пощелкал языком, но голос звучал беспечально:
– Нет, мечи держать не разучились… Тем выше наша слава!
По дворцу прокатилась волна арестов. Перепуганные сановники доносили друг на друга, предавали, сводили счеты. Вторая волна арестов охватила уже богатые дома Константинополя. Пользуясь случаем, базилевсы убирали опасных врагов. Пусть и не верили в их причастность к заговору. Но все уже знали об успешной попытке пятерых убийц проникнуть во дворец и аресты встретили хоть со страхом, но пониманием.
Теперь куда бы Владимир ни направлялся, чувствовал на себе пристальный взгляд Вепря. Тот не стеснял, не давил, напротив – позволял вольности, которые не позволил бы другим наемникам, а однажды, забывшись, отсалютовал, словно командующему войсками.
Олаф заржал:
– Как ты его, а? Отец родной, без него бы пропали! Теперь у него хоть по голове ходи, не продаст.
– Надеюсь, – пробормотал Владимир.
– Да что там! Ему золота и драгоценностей насовали больше, чем нам!
– Да, – согласился Владимир, – но и нас не забыли. Это сразу решило кое-какие наши вопросы, верно? Но у меня к тебе просьба…
Олаф выпятил грудь:
– Если надо заменить тебя в постели…
Владимир сказал с неудовольствием:
– Быстро ты оромеиваешься. Раньше предложил бы заменить в драке.
– Зачем? – удивился Олаф. – Драка нас и так найдет. Где ты, там и драка. Я уже заметил. А вот на девок у меня что-то с глазами плохо. Не разгляжу! Говори, я заранее согласен.
– Я хочу сходить в город, – сказал Владимир.
– Понятно. Меч брать?
– И доспехи, – сказал Владимир нехотя, ибо рожа Олафа уже начала расплываться в насмешливой улыбке. – Это так, на всякий случай. Я ничего такого не жду.
– Понятно, понятно, – согласился Олаф с радостным возбуждением. – Значит, будет что-то совсем головоломательное. Ну, Вольдемар, с тобой не соскучишься. Доспехи какие, легкие?
Владимир поколебался:
– Лучше булатные. А под них надень кольчугу. Так, на всякий случай. Сверху же лучше прикрыть рубашкой. Я не хочу, чтобы народ там видел, что явились императорские наемники.
– Понятно, скромный, – согласился Олаф мгновенно. – Как мне нравится, когда вдруг становишься таким… прямо застенчивым! Значит, и две кольчуги не помешают. Жаль, и одной нет…
Собравшись, отправились на поиски Вепря. Тот на площади перед бараками выстроил третью когорту и, красный от гнева, орал, брызгая слюной:
– Когорта! Спиной друг к другу в шахматном порядке по диагонали становись!.. Ну сколько я должен вам снова и снова говорить, чтобы на задний двор не ходили гадить! Сегодня зашел, – он брезгливо пошаркал подошвой, – а там этого дерьма столько, что в голове не укладывается! Эй ты, я видел, как ты бегал туда!
Из строя выступил этериот, виновато развел руками:
– А что мне делать? Одежду мне какую выдали: портки до колен, рубашка без воротника, сапоги
