Он взмахом руки велел гридню убрать блюдо со свининой. Чара с вином тоже стояла нетронутой, но хмельной мед он охотно наливал в широкий серебряный кубок.
– А ты – иудей?
– Правоверный, как и ты.
Их взгляды встретились. Владимир раздвинул губы в нехорошей усмешке. Голос его стал предостерегающим, с ноткой угрозы:
– Я уже христианин.
Палей независимо пожал плечами:
– Мне не прислали в жены греческую царевну.
Жар возник в теле и мигом охватил всего, огнем вспыхнул в голове. Владимир чувствовал, как накаляется, пальцы стиснулись от желания ухватить дерзкого князя за горло. В бок толкнул острый кулачок Анны, но гнев не остыл, наоборот – разгорелся ярче. Лишь самым краешком сознания, где бушевал огонь, заметил, как перестали жевать гости рядом с Палеем, такие же князья племен, насторожились. Огромным усилием переломил себя.
– Да… У тебя их восемь! Говорят, и девятую уже взял.
Гости заулыбались, воздух потеплел. Палей несколько мгновений смотрел в бешеные глаза князя, ныне величаемого императором, которые изо всех сил стараются выглядеть радушными и благостными, потом переломил и сам свой голос, смягчил, переводя в шутку:
– По Корану можно только четыре… Остальных именую теперь наложницами.
Владимир заставил себя улыбнуться шире. За столом явственно веяло опасностью. Рядом с Палеем сидели князья, за которыми стояли могучие племена тиверцев, уличей, вятичей, и почти все они приняли ислам. И за столом держались вместе, чувствуя себя скрепленными одной верой-целью. Это была грозная сила даже за столом: вина в рот не брали, а мечи хоть и убрали со стен, но нельзя убрать с поясов гостей!
Сотни бирючей, срывая голоса, все еще орали наказ князя о крещении. Кто с седла, привстав в стременах, кто взобравшись на телегу средь торга, кто с деревьев и высоких пней.
Когда из-за столов никто не поднялся, в город вошли дружины князя – из осторожности пировали за воротами, – начали колоть в спины остриями копий, поднимать, гнать в сторону реки. Гуляки сперва еще не могли опомниться, хотя слух о принятии веры Христа разошелся с победным возвращением войска. Но одно дело, когда принял князь и все охочие, другое – когда заставляют силком! Дело невиданное, страшное, святотатственное – как можно примучивать к вере? К дани – понятно, хоть и жаль отдавать, но надо же содержать общее войско, кормить волхвов, строить стены вокруг города… Однако как можно принуждать менять веру? Веру выбирают сердцем!
Разъярившись, люди бросались на дружинников, стаскивали с коней, били. Вскоре заблистали мечи, послышались крики раненых. Улицы Киева обагрились кровью. Хмельные люди бросались в стороны, выламывали доски и колья из заборов. Одного дружинника повалили вместе с конем, удачно брошенный камень разбил голову, как куриное яйцо. Дружинники, свирепея от сопротивления, рубили уже всерьез. Люди бросались через заборы, прятались, к реке удалось оттеснить не больше двух десятков.
Там уже ждали священники в парадных ризах. Епископ Анастас изменился в лице, когда увидел окровавленных, избитых людей. Их гнали как скот, били тяжелыми плетьми и тыкали копьями, не давая остановиться.
– Быстрее! – орал сотник. – Вода теплая! Не утопнете!
На камнях и песке осталась кровь, мигом затоптанная копытами, когда людей загнали в теплые волны. Анастас торопливо прочел молитву, комкая и пропуская слова. Варвары греческого не знают, а священники смолчат. Им уже пообещаны земли, рабы, привилегии, которых не знают в империи. Сейчас главное – закрепиться. Подлинное наступление на русскую веру начнется потом.
Люди стояли в воде. Кто по щиколотку, а самых дальних загнали в волны по грудь. Женщины стыдливо прикрывали руками грудь, мокрая одежда облепляла плотно, священники громко и разноголосо заголосили:
– Кирие элейсон! Кирие элейсон! Кирие элейсон!
Гридни подали коней в стороны. Люди начали молча выходить из воды. На гридней и священников не смотрели, отводили взгляды. Лица их были угрюмыми.
– Возвращайтесь к столам! – крикнул сотник. – Теперь вы, как и наш князь, христиане!
Люди поднялись на пологий берег, оставляя мокрые следы, но там разошлись в стороны. Уже видно было по их спинам, что за княжеский стол не сядут. Кто-то обернулся, зло плюнул в сторону священников. Другой погрозил кулаком.
Тавр видел, как один иудей, то ли желая поддержать Владимира, то ли с каким тайным умыслом – что за подлое племя, – разделся донага и шумно вбежал в теплую воду с возгласом:
– Святой отец, крести меня!
Священник с удивлением оглядел его с головы до ног:
– Гм… похвально, похвально обращение к истинной вере… Как зовут тебя, сын мой?
– Сруль, батюшка.
– Будешь Акакием, – решил священник. – И соответственно, и нашему Господу приятно.
А Тавр, поморщившись, посоветовал:
– Либо сними крестик, либо надень портки.
Глава 47
Владимир восседал во главе стола, пировал, угощал, когда к нему пробрался Тавр, усталый и покрытый
