Во дворе пьяный мужик с размаху въехал в навозную лужу. Поскользнулся, шлепнулся навзничь так, что во все стороны брызнула зеленая жижа. Рассерженные мухи взвились сине-зеленым роем, тут же падали на него будто в отместку.

Владимир рассерженно отвернулся от окна. Здесь, в горнице, чисто и светло. За столом сидел Войдан, с удовольствием прихлебывал охлажденный мед, разбавлял квасом.

– Каждый день, – сказал Владимир тоскливо, – клянусь себе… Клянусь, что начну жизнь по-другому! Сам знаю, что по-скотски живу, но превозмочь себя не могу. Все откладываю. Надеюсь, что-то повернет меня, заставит жить по-человечески… А кто? Я – великий князь. Если и смогу принудить своих гридней, то кто принудит меня?

Войдан все прихлебывал, но глаза его заинтересованно следили за расстроенным князем.

– Откладываю и откладываю, – сказал Владимир тоскливо. – То с зимы собираюсь начать, то с лета… А жизнь идет. Я же будто и не жил по-людски, а все только собираюсь.

Войдан отставил кубок, вытер усы:

– А ты созрел, княже.

– Созрел? – спросил Владимир скорее удивленно, чем рассерженно. – Для чего созрел?

– Для новой жизни, как ты говоришь.

– Это я и сам знаю. Но как превозмочь себя? Других я могу заставить, но кто заставит меня?

– То, что над человеком.

– Боги?

Со двора неслась витиеватая брань. Мужик клял и Велеса, что расплодил скотов, и Мокошь, что не смотрит за двором, и Перуна, тот вовремя не высушил землю, и Несречу, что не пообрывала нити жизни мухам – вон их сколько…

Войдан с пренебрежением оскалил зубы:

– Боги… Ты ли первый пробуешь изменить жизнь? Многие пробуют, мало кому удается… Не тщись, даже гридня на самом деле не заставишь жить по-новому, не токмо себя! Гридень будет кивать, а делать по- своему. Но из тех, что раньше тебя бился башкой в эту же стену, кое-кто решение придумал…

– Ну-ну, не крути быку хвост.

– Княже… это попросту союз с новым богом.

Брови Владимира поднялись.

– Новым?

– Обязательно новым, – подтвердил Войдан.

– Но почему?

– Старые тебя держат таким, каков ты есть. Они хороши, ибо не дают сползать еще ниже. Но чтобы карабкаться выше, нужен новый… Ты только взгляни, что есть учение Христа или Мухаммада! Человек, который вроде тебя решился карабкаться вверх, начисто отрекается от своего прошлого.

Владимир ощетинился:

– Это недостойно…

Войдан пожал плечами:

– Тогда живи, как жил. А кто хочет взлезть на гору выше, тот в знак отречения даже берет себе другое имя! И клянется страшной клятвой жить лучше, достойнее. Да не себе клянется, он с собой всегда договорится, что какой-то день можно пожить по-старому, а то и не только день, а богу! Который все зрит и ничто не прощает! И который если влупит, то влупит так, что… А влупит обязательно. Да ты сам выберешь строгого бога. Если не строг, то день-два еще поживешь по-новому, а потом лень да все такое снова вернут в старую колею.

Владимир слушал с удивлением. Войдан не мудр, уступает в хитроумии как Тавру, так и Стойгневу и даже другим близким боярам. Но что значит побродил по свету, потерся среди знающих, набрался умных мыслей, как пес блох! Изрекает сложные истины с легкостью.

– С этого бока я на веру Христа еще не глядел, – признался он.

Войдан наполнил из братины кубок, добавил туда квасу. Голос воеводы был покровительственный, но в нем сквозило и уважение:

– Ты бы вот-вот сам додумался. Может быть, я зря? Ты мог бы и новую веру с новым богом придумать! В тебе столько небесного огня… что город можно спалить со всем пригородом, ближними селами и курятниками.

Владимир смотрел исподлобья. Воевода всегда был груб, но говорил зато ясно.

– Ты хочешь сказать, что другие пророки всего лишь меня опередили?

– В точку, – согласился Войдан. Он отпил почти треть кубка, заулыбался довольный, распустил пряжку на поясе. – Ты сам мог бы стать пророком! Но раз те ребята уже сделали свою работу, то почему бы не взять ее готовой? Один опередил тебя на две с половиной тыщи лет, другой – на тыщу, третий – всего на триста лет… Они тоже мучились, страдали, искали, как жить по-новому. Но что значит из доброго дерева