– Думаешь, поймут?

Борис взглянул с кривой усмешкой. Владимиру стало стыдно своего глупого вопроса.

– Потом, – сказал Борис наконец, – когда кончишь строить. А до этого прими и проклятия, и плевки, и ругань… Не все и с твоим отцом добровольно в походы шли! Зато вернувшись, как хвастались боями в Болгарии, Хазарии, показывали раны, полученные от ромеев, ясов, касогов! Только боль и раны принесли из дальних походов, а горды как! Ибо в великих деяниях участвовали.

Владимир кивнул:

– Спасибо, снял с души камень. Не самый большой, но все же снял. Или приподнял.

Волхв взглянул искоса, сказал безжалостно:

– А не оценят, то тебе что? Ах-ах, расстроился… Ты должен жить иными мерами. Всякому не угодишь.

– Даже если всяк это целый народ?

– А что народ? Если поступать так, как жаждет народ, то нас сегодня к вечеру куры загребут. К примеру, никакой народ не хочет платить налоги ни на войско, ни на храмы, ни на оружие для защиты от врага… А какое государство проживет без войска? Надо делать не как народ хочет, а хотят самые умные из народа. А ты умеешь, княже, умеешь даже в голытьбе различить смышленого! Ты же за спесью да чванством иного родовитого зришь дурость скота безрогого… Потому у тебя советники один другого лучше.

Он посмотрел на князя, заколебался. Владимир подтолкнул с подозрением в голосе:

– Ну-ну, говори…

– Не хотелось бы тебя портить тем, что примешь за лесть… Но ты окружаешь себя умными да сильными, потому что сам не размазня. Чего-то да стоишь! А будь ты дурнем, тебе было бы обидно, что стоящие рядом тебя превосходят. А тогда, сам понимаешь… Ладно, помни, княже, что человек велик не родом или ростом, а только деяниями! Кто бы запомнил древних египтян, ежели бы великие пирамиды не поставили? Надрывались, кости трещали, жилы рвались, тысячи и тысячи людей пали и не поднялись, но великое чудо сотворили! Это все враки, что, мол, рабы пирамиды отгрохали. Мол, когда какая плита застревала, то бросали под нее живьем раба, и плита лучше скользила по мясу и крови… Рабам такое не сотворить даже под бичами! Это сделали свободные и гордые. И даже те, кто падал под тяжестью камня, пели славу тому делу, которое только что проклинали! А если кто и бросался под застрявшую плиту, то сам, по своей воле. В этом и есть диво человека. И в эти минуты он бывает равен богам нашим!

– Чудные мы создания, – пробурчал Владимир отстраненно. – Что ж, пирамиды так пирамиды… Они от дури великой натаскали столько камней в пустыню, а мы полезное дело сотворим…

Волхв покачал головой, в запавших глазах вспыхнули и погасли огоньки.

– Не хули чужой народ, твой не хулим будет. Не от дури делали! Как-то собрался войной против Египта один грозный царь, повелел всему Египту стать рабами, отдать ему молодых девок для потехи, как вон ты делаешь… Египет же хотел избежать войны. Пригласили послов того царя, показывают им сокровища: мол, на это злато можем сколько угодно оружия купить и армию снарядить… Послы смеются: у нас, мол, в земле этого золота еще больше! Только копни. Египтяне повели их на высокую башню и показывают оттуда города и множество людей на полях, а послы и тут говорят: наш царь свистнет – народу сбежится втрое больше! Тогда повезли их в пустыню и молча показали пирамиды. Послы враз присмирели. Как пришибленные походили вокруг, замерили на глазок, а потом вдруг бух в ноги египтянам! Плачутся, простите нашего дурака царя, не подумал, разве ж можно бороться с таким народом, что способен совершить такое дело?

Владимир кивнул:

– Уразумели… У нас тоже нечто похожее было. Древний наш царь Иданфирс, чтобы узнать, сколько у него воинов, велел каждому принести по наконечнику стрелы. Когда волхвы сочли все, он велел отлить жертвенный котел.

– И получился он, – с улыбкой закончил волхв, – в три роста высотой, стены котла в ладонь толщиной. А варили в нем целиком быков, когда освящали великие походы.

Владимир развел руками:

– Прости, ты лучше меня знаешь те времена.

– Волхвы, чьи записи мы читаем, служили и при Иданфирсе. А их деды-прадеды, что тоже оставили нам весточку, освящали второй Змеиный вал…

– Второй Змеиный?

Волхв скупо усмехнулся:

– Когда-нибудь расскажу. Скажу лишь, что его вырыли для защиты от несметной орды Аттилы. Потому и не сумел покорить нас, а уговорил войти в союз. Наши дружины вместе с гуннами и германцами сражались в Галлии, стояли под Римом, дрались на Каталаунских полях…

– А первый Змеиный?

– Первый тоже не был первым. Когда рыли его, то шли по руслу, что уже только угадывалось. Всегда наши пращуры обороняли землю от кочевников! Но вот мы есть, а насильники исчезают как дым, память о них растворяется в веках.

Владимир помрачнел:

– Одни уходят, другие приходят.

– Иди этой дорогой. Русь пребудет в веках, вырастет, рассеет свое семя, а ныне грозные торки, берендеи, урюпы, хазары, печенеги, половцы, что терзают нашу землю, рассеются тоже, и следа их не останется, и семени не быти, и само имя их исчезнет.

Он перевел дух от долгой речи, лицо побледнело, шрамы выступили резче. В глазах стоял немой вопрос. Владимир сказал нехотя:

– И до тебя дошли разговоры о засечной черте?