Юлия с неудовольствием отвела взор. Губы ее оскорбленно поджались. Грубый воевода не упускал случая напомнить, что из Царьграда на Русь пришло больше грязи, чем света. Да и свет ли их новая вера в Христа – это еще надо посмотреть, а вот лицемерие, коварство, интриги, заговоры – это из Царьграда, на Руси такого отродясь не бывало!
– Да уж, этот изверг своего не упустит, – согласился Ярополк. Он зябко передернул плечами.
– На мир надеяться трудно, – подтвердил Блуд. – Он не забыл, как вы с братом над ним измывались! Объедки швыряли, собак натравливали… А как его пороли по твоим наветам? Сам палец прищемишь, а на него свалишь. Если я это помню, то уж он, безвинно поротый, не забудет вовек.
Ярополк в бессилии развел руками:
– Что я могу теперь? Детство не вернешь. Только и то, что Господь велит прощать врагов.
Во взгляде верного воеводы промелькнули странные искорки.
– У него другой Господь… А тот велит: око за око!
Юлия дернула за шелковый шнур. Появился гридень, поставил на стол амфору с вином. Блуд отрицательно покачал головой. Ярополк подал ему чашу, сам налил. Блуд кивнул, выпил. Юлия поджала губы. Их взаимная неприязнь была у всех на виду.
Блуд со стуком поставил пустую чашу на стол:
– Княже, готовься уходить из Киева.
Ярополк подскочил, едва не опрокинул стол. Глаза великого князя налились кровью.
– Что?
– Готовься уходить из Киева, – повторил Блуд бестрепетно. – В Киеве неспокойно. Город нам не удержать, если кияне станут на сторону этого новгородца. А они уже почти на его стороне. Если велишь, я пойду готовить людей.
Ярополк рухнул на лавку, в отчаянии обхватил русую голову. Руки у него были крупные, ладони широкие, как у Святослава, только не такие темные от солнца, как у его отца.
– Куда?
– В Родень, – ответил Блуд с твердостью в голосе. – Там соберем все силы. Свои и земские. Дождемся помощи от печенегов, они придут радо: ты им немало наших земель отдал! Туда и ромейские войска прибудут, хотя, по правде сказать, у меня нет на них надежды…
– У меня тоже, – признался Ярополк. – Разве что на печенегов… Пошлю к ним гонцов еще. Не за меня, так за себя должны сражаться! То, что пожаловал я, Владимир отберет.
Блуд кивнул:
– Только на них и надежда. Когда тонешь, и за змею схватишься, не токмо за печенега!
Снова в его темных, как вода лесного болота, глазах промелькнули странные искорки, а в голосе Ярополку послышалась хорошо укрытая издевка. «Ладно, – сказал он себе угрюмо. – Дайте только выбраться из этой междоусобной войны, я вам всем припомню, кто как кланялся в трудные времена!»
Тавр тихонько проскользнул в шатер к Владимиру, кивнул успокаивающе гридням, что и здесь мерили его подозрительными взглядами, а руки держали на рукоятях ножей.
– Княже, проснись…
Он легонько тронул Владимира за плечо. Тот поднял голову от стола, за которым спал сидя, затуманенные сном глаза сразу стали ясными, блестящими, как горючий камень.
– Есть вести?
– Блуд передал через Кременя, что Ярополк готов бежать из Киева.
– Куда?
– В Родень.
– Так-так…
– Блуд считает, что не стоит мешать ни бегству из Киева, ни входу в Родень.
– Сам не дурак, понимаю. А какие резоны привел он?
– Ярополк уйдет со старшей дружиной, а та будет драться за князя отчаянно! Вспомни, кто в твоем войске. А у Ярополка – лучшие витязи земли Русской! Богатыри, с которыми победоносный Святослав ходил на хазар, болгар, ромеев. Этих, закаленных и прошедших огонь и воду, нам просто не одолеть в открытом бою.
Владимир помрачнел, напрягся, голос дрогнул от сдерживаемой ярости.
– Да, у Ярополка – витязи, у меня – мужичье лапотное. Но тем выше будет наша победа! Победа во всей войне, а не в каком-то крохотном бою. Вели вывести отряды из лесов и оврагов вдоль Днепра. Скажи, что там делать нечего, перебрось ближе к Жидовским воротам. Вроде нахрапом брать будем. А Блуду передай, что теми оврагами вдоль берега дойдут хоть до Триполья, я препятствовать не буду.
– Сделаю, княже.
– Лазутчиков и дозорцев все же разошли! Вдруг да удобный случай напасть подвернется? И все решить разом?
Тавр исчез. Владимир поднялся из-за стола, захрустел суставами. С плеч свалилась гора, он слышал, как грохотали тяжелые камни.
Войдан лично отобрал дружинников, которые должны были охранять линию облоги в том месте, где
