Их привели в небольшую комнату, обставленную просто, хотя и богато. Страж буркнул:

– Ждите. Он зайдет.

Владимир надеялся, что оба уйдут, но они как два столба встали у двери. Держались с ленцой сытых волков, сильных и уверенных. Раздобревшие на ромейских харчах, оба сохранили молодецкую стать. Олаф взглядом указал Владимиру, что берет правого. Лицо викинга было очень серьезным.

Наконец вдали хлопнула дверь. Владимир бессильно выругался. Топот послышался сперва сдержанный, потом разросся, словно по коридору гнали конский табун. Голоса сильные, мужские. И, худшее, их становилось все больше.

Дверь распахнулась. Впереди двигался крепкий приземистый мужик. Владимир мгновенно признал в нем купца-воина, разбойника, что никак не уйдет на покой, хотя уже есть и достаток, и слуги, и сундуки с награбленным добром. Из-за спины Листоверта выглядывали другие разбойничьи рожи, наглые, веселые, смеющиеся.

Страж за спиной Владимира поспешно сказал:

– К тебе, хозяин.

Листоверт остро кольнул Владимира острыми глазами, скользнул взором по Олафу, снова обратился к Владимиру:

– Ну-ну… с такой-то рожей здесь гостей еще не было.

Владимир сказал сумрачно:

– Пожар.

– Да ты и без пожара хоть куда.

– Я бы не пришел, кабы не нужда.

– Ого, как гутаришь по-нашему, – удивился Листоверт. – Какая нужда?

Владимир замялся. Листоверт проследил за его взглядом, цыкнул:

– А ну, все за работу!

Рожи за его спиной исчезли, дверь поспешно закрыли. Владимир вздохнул свободнее, но оставались еще двое за их спинами.

– Говори, – велел Листоверт. – Какое тайное слово?

Мороз пробежал по коже Владимира. Он кашлянул, указал глазами на стражей. Листоверт махнул рукой, мол, свои. Владимир сказал нерешительно:

– Для твоих ушей только…

Листоверт нахмурился:

– Эти двое допущены.

Владимир слышал, как недовольно завозились за спиной могучие стражи. Один хрюкнул недовольно, другой оскорбленно засопел. Владимир закашлялся громче, согнулся, торопливо подхватил полу длинного пеплоса и стыдливо вытер губы. Разогнулся уже с мечом в другой руке и ударил с поворотом, не глядя, взмолившись Роду, чтобы страж оказался там, где его определили уши.

Меч вошел мягко, наткнулся на препятствие, скользнул глубже. Выдергивать времени не было, Владимир прыгнул на Листоверта. Тот уже выхватил нож. Они покатились по полу, над головой был хрип, надсадное дыхание. Владимир ломал руку с ножом и никак не мог сломать. Листоверт оказался крепок, как старый дуб, сопел и дрался по-звериному, даже не завопил, созывая на помощь, а когда наконец раскрыл рот для вопля, на голову обрушился тяжелый кулак.

Владимир подхватил обмякшее тело, вдвоем с Олафом усадили на лавку. Листоверт открыл глаза, еще мутные, прохрипел:

– Кто? Из-за чего?

Владимир прорычал:

– Ты уже знаешь, кто я.

Листоверт отшатнулся. В глазах страха не было, только безмерное удивление.

– Ты?.. Ах ты, байстрюк…

Олаф вытирал меч о труп своего правого, потом высвободил меч Владимира. Стражи были убиты мгновенно, Олаф повеселел, его удар не уступал удару хольмградца. Правда, оба стража пялились, как араб вытирает харю полой халата, но все же, надо признать, его меч вошел почти по рукоять, а хольмградец всадил только до половины.

Владимир нетерпеливо встряхнул Листоверта:

– Ну, что скажешь теперь?

Листоверт мычал, струйки крови текли из уголков рта. Владимир приставил острие ножа к горлу, чуть нажал. Кожа натянулась. Листоверт прохрипел, едва двигая кадыком:

– Ты оказался живучее…

– Ты сейчас умрешь, – пообещал Владимир.

Он нажал чуть сильнее, но Листоверт, похоже, догадался, почему соотечественник медлит. Не шевелился, кровь сползала по подбородку, капала на грудь. Шепнул тихо:

– Да, но Ярополк пришлет другого. Или найдет замену среди здешних торговцев.