благодарность, он уже привык черпать в ней силы. Она предостерегающе указала глазами на бледных женщин. Рус ощутил неладное. Среди немолодых женщин стояла черноволосая круглолицая девушка. Ее слегка придерживала мать Шатуна, Рус ее узнал. Лицо молодой иудейки было смертельно-бледным, но спину держала несвойственно ее народу гордо, а глаза блистали как ночные звезды.

– Ис, – сказал он одними губами, – что ты…

Мать Шатуна обняла иудейку, поцеловала, та на миг прижалась к ней, затем бегом бросилась к огромному погребальному костру. Один воин отбросил факел, протянул руки, пытаясь перехватить, но она легко пробежала мимо и прыгнула через стену огня на горящие бревна. В просветах ревущего пламени было видно, как тонкая фигурка метнулась к неподвижному телу, упала на него и обхватила руками.

Черный дым и красная стена пламени заставили людей попятиться. Рус, закрываясь ладонями от сухого жара, уже трещат волосы, прокричал потрясенно:

– Иудейка?.. В огонь?

Он наткнулся на укоряющий взгляд Ис, поперхнулся. Подошел Корнило, сказал тяжело:

– Надо совершить тризну… а богов просить, дабы простили ее вину.

– Какую? – спросил Рус зло.

– Грех лишать жизни неродившегося ребенка, – ответил Корнило сурово. – А они, как говорит мать, ночь провели вместе. Шатун наверняка знал, что рана смертельная. Потому и не тревожил зря, смолчал. Он торопился оставить семя в ее лоне.

Рус зло отмахнулся:

– Какой ребенок? Какая вина? Они погибли!.. Шатун и эта… боги, она достойна, чтобы ее помнили! И ее именем называли детей.

Отвернулся, услышал всхлипывания. Ис ухватилась за него, дрожала. Он повернулся, обнял ее, слабую и трепещущую, утопающую в слезах. В груди разбухала боль, а в глазах защипало. Стыдясь показать лицо, он зарылся им в ее волосы, вдыхал ее запах, целовал и перебирал губами пряди.

Рус шел по берегу, тревожась, недоброе предчувствие поднималось из глубин души. Он не мог объяснить, все идет хорошо, завтра поединок, когда иудеев разнесут вдрызг, но что-то тревожило, тревожило…

Задумавшись, не сразу услышал довольный гогот, сквозь который с трудом пробивался жалобный крик. Впереди на крутом берегу стояли пятеро дружинников, смеялись, показывали пальцами в сторону воды.

Рус подошел сзади:

– Что случилось?

– Иудей тонет, – объяснил один, обернувшись. – Мелочь, а приятно!

В реке барахтался человек, вода медленно сносила его по течению, он уже едва выныривал. Рус увидел раскрытый для крика рот, куда тут же хлынула вода. Иудей боролся за жизнь изо всех сил, в глазах был дикий страх. Рус ощутил отвращение. Разве можно так цепляться за жизнь?

– Спасите!.. – донесся слабый крик. – Я не умею плавать…

Рядом с Русом захохотал Ерш:

– Надо было плавать учиться, а не грамоте!

– Ха-ха! – крикнул другой. – Пусть твоя ученость тебя и спасет!

– А вода теплая?

– Поклон рыбам!

Иудей вынырнул в последний раз, видно, что силы иссякли, прохрипел:

– Тупые свиньи… И ваш Рус – дурак…

Дружинники ахнули, впервые иудей осмелился на такую наглость, двое сразу без разбега, мощно оттолкнувшись, взлетели в воздух, красиво пронеслись по дуге вниз, без плеска вошли в воду.

Иудей уже скрылся под водой, русы не показывались долго, наконец один вынырнул намного ниже по течению, торжествующе тряхнул головой, золотой чуб разметал веер серебристых брызг. Второй вынырнул, увидел, быстрыми саженями помчался к нему, похожий на огромную хищную рыбу.

Князь морщась наблюдал, как они вытащили иудея и еще на мелководье начали смачно избивать руками и ногами. У того изо рта хлынула вода, он кашлял, свирепые удары поднимали в воздух, пока не выбросили на мокрый берег. Хохочущий Ерш сбежал вниз, с удовольствием дал пинка, от которого иудей зарылся лицом в глину.

– Довольно, – крикнул Рус сверху. – А то скажут, что мы нарочно еще до поединка забили их лучшего бойца.

Воины с хохотом оставили несчастного, быстро взбежали наверх. Иудей встал на четвереньки, помотал головой. С него текли потоки, он с трудом встал на ноги, заковылял в сторону уже близких стен Нового Иерусалима. Правую руку прижимал к ушибленному боку. Похоже, эти свиньи сломали ребро, а левой рукой поддерживал отвисающий двойной пояс, что и потянул ко дну. Почему эти золотые монеты такие тяжелые?