он казался то ли высеченным из оранжевого мрамора, то ли вытесанным из светлого дуба немыслимой прочности.

Она слышала, как со стуком вытащили деревянный засов. Приоткрыли одну половинку, скиф пустил безбоязненно коня вперед, он верит в клятвы свято, подумала она с неясным чувством вины, и тут же ворота за их спинами захлопнули, торопливо вложили засов, и она слышала, как облегченно вздохнули эти мужчины, которых она привыкла считать сильными и уверенными.

Полуголый скиф как башня высился на толстом коне. От его разнесенных в сторону плеч поднимался легкий пар, словно эти шары мускулов были разогретыми на солнце валунами. Ее старый отец все еще сидел позади, держась за широкий пояс страшного человека. Со всех сторон сбегались люди, вооруженные кто чем. Хева уже начала тревожиться, когда старший из стражей закричал:

– Всем отойти!.. У них перемирие!..

И сразу же по собравшимся прошелестело:

– Перемирие?

– Яхве, наконец-то…

– Да неужто?..

– А женщина в одежке скифа! Гляди, совсем раздела зверюгу…

Хева стиснула челюсти. Измученные лица, на которых проступило отчаяние, насмерть перепуганные глаза, даже на лицах мужчин видна угрюмая обреченность.

– Веди коня за мной, – сказала она великану. – Вон к тому дому, где виднеется красный край крыши.

Скиф невозмутимо развернул коня. На людей и по сторонам он поглядывал с ленивым презрением. Страха и даже настороженности она в нем не замечала, скиф свято верил в слово, даже данное женщиной. Снова она ощутила укол стыда, хотя какой стыд что-то пообещать дикому или даже домашнему животному, а потом не выполнить?

Ребе Соломон, заслышав шум и крики, сам вышел на крыльцо. Хева помахала ему рукой еще издали:

– Ребе, это я, Хева, внучка вашего брата Саула! Мой отец болен, ослаб, ему нужна помощь. А это скиф, который спас нас из подпола. Крышку завалило горящими бревнами, мы бы сами не выбрались.

Острые, совсем не старые глаза ребе блеснули. Хева увидела, что он сразу понял, что она хотела сказать, но не признавалась даже отцу. Скиф их вытащил, все верно. Но спас ли?

– Приветствую тебя, доблестный Бугай, – сказал он. Глаза Хевы распахнулись, а челюсть отвисла. Бугай кивнул Соломону как старому знакомому, а Соломон распорядился: – Занесите больного в дом.

– Вы его знаете? – пискнула Хева.

– Мир тесен, – ответил Соломон. Домочадцы помогли вконец обессилевшему старику слезть с коня, на руках унесли в дом, а Соломон сказал Хеве негромко: – А ты, дочь моя, что пообещала скифу?

Она ответила быстро:

– Это не важно. Ведь клятвы перед животными необязательны, верно?

– Верно, – подтвердил он. – Что с ним хочешь чтобы сделали? Убили?

Она посмотрела на могучего скифа, которого Соломон назвал Бугаем, – что за странное имя! Тот ответил ей взглядом собственника, улыбнулся во всю ширь, снова показав два ряда крупных белых зубов.

После минутного колебания она буркнула:

– Не сейчас. И не при мне.

Он внимательно посмотрел в ее лицо, перевел взгляд на скифа:

– Да, такого зверя так просто не свалишь… Ты можешь пригласить его в дом? Мы сможем напоить его отравленным вином. Так будет легче, а то он перебьет уйму наших людей.

Хева вздрогнула, непроизвольно закуталась в безрукавку, ее полы едва не волочились по земле. Скиф посматривал на нее снисходительно, конь пренебрежительно фыркал. Хева пересилила себя, широко улыбнулась:

– О мой повелитель! Ты сделал все, что я просила, и теперь я – твоя покорная и верная рабыня! Но прошу тебя, зайди в этот дом, отведай местных сладостей, выпей вина, и мы сразу же вернемся в твой стан!

Он в нерешительности почесал затылок. Взгляд его обежал пыльные улицы, поднялся к небу. Солнце уже медленно поднималось по восточному небосклону.

– Разве что вино из подвала, – решил он. – День будет теплый, а я люблю прохладу…

Будет тебе прохлада, подумала она мстительно. В могиле.