– Стивен, это Мария.
– Ура, – сказал он. – Честно говоря, я уже извелся.
– Береги здоровье, – посоветовала она.
– Почему?
– Как почему? Все вы, американцы, бережете здоровье.
– Ну, вообще-то… хорошо, буду, – пообещал он. – Ты где? Куда за тобой подъехать?
– Все равно заблудишься, – ответила она. – Или попадешь в арабский квартал, а там от тебя останутся рожки да ножки.
– Как вы живете? – вырвалось у него.
– По-израильски, – объяснила она. – Лучше скажи, где ты. Я доберусь быстрее.
Он огляделся, стараясь выглядеть туристом, впервые осматривающим эту историческую окаменелость, именуемую Иерусалимом, это на случай, если за ним наблюдают, воскликнул радостно: – Здесь огромное количество бородатых и в шляпах!.. И все кланяются и что-то бормочут!
– У Стены Плача, что ли?
– Да нет, – ответил он, – ту я уже видел, помню… Погоди, я пошлю снимок…
Он сфотографировал вид вдоль улицы и гигантский семисвечник, что установлен перед массивным неприятного вида зданием, переправил ей, а через пару секунд донесся изумленный возглас:
– Так ты от меня на расстоянии пяти минут!.. Стой там, никуда не уходи. Буду минут через двадцать.
– Это ваше еврейское? – спросил он поддразнивающе.
– Что именно? – переспросила она.
– Идти пять минут, а будешь через двадцать…
– Ты в самом деле американец, – произнесла она с преувеличенным отвращением. – Я же должна хотя бы поправить прическу?
– Сдаюсь, – ответил он. – Жду.
На большом табло, расположенном на крыше трехэтажного дома, показывают поиски разбившегося самолета греческой компании, корреспонденты выспрашивали друг друга: техническая поломка или террористический акт, римский папа наконец-то посетил Россию, израильские вертолеты нанесли ракетный удар в Тулкарме, а танки прямой наводкой расстреляли три блокпоста палестинцев. Президент Египта, король Иордании и высшие должностные лица Сирии, Саудовской Аравии, Ирана и даже всегда лояльного к США Кувейта заявляют, что США намеренно не желает останавливать экспансионистские планы Израиля…
Чувствую опытную руку, сказал он себе. США не могут не ответить на обращение президентов стран, где США взяли под контроль все армии, где закрыли все военные заводы и военные училища. Правительство США просто вынуждено, да, вынуждено принимать жесткие меры против Израиля. Это все под давлением мировой общественности…
Он увидел Марию издали: рослую, гордую, с царственно прямой спиной, пышной гривой иссиня-черных волос, прямую наследницу всех цариц Востока, израильтянки они или нет, народ расступался перед ней, как трава, она улыбнулась ему издали, сердце его подпрыгнуло и застучало так радостно, что он прикрикнул: несолидно ему так себя вести, он не только человек взрослый, но и тертый, побывавший, он знает, что за женской улыбкой обычно прячется оскал.
– Твое счастье, – сказал он, – что я не совсем немец. Тот бы уже загрыз за такую беспунктуальность.
Она засмеялась:
– Это твое счастье! Здесь немцев не любят. Ну и как тебе здесь?
– Бедлам, – признался он, – организованному человеку, это я о себе, можно вообще рехнуться.
Она засмеялась:
– Говорят, мир делится на концлагерь и на бардак. Уезжая из любой страны в Израиль, евреи попадают из концлагеря в бардак. А сейчас этот бардак почему-то становится все бардачистее.
– Это все нашими усилиями, – засмеялся он.
– Усилиями американцев?
Он замахал руками:
– Что ты, что ты! Американцы как раз несут порядок. В какой ресторан зайдем?
– Сейчас подумаю, – ответила она. – У нас слишком широкий выбор…
Она взяла его под руку, от ее прикосновения по его коже пробежал сладкий озноб. Солнце давно опустилось за Храмовую гору, в Старом городе сгустились сумерки, нехотя зажглись фонари, сперва совсем ненужные и нелепые, но темнота сгущалась, и фонари казались все ярче и ярче.
Иерусалимские кафе, казалось бы, после участившихся терактов должны опустеть, но они как будто приняли некий вызов и остались заполненными народом до поздней ночи. А те, которые работают круглосуточно, явно будут открыты до утра.
Они медленно шли вдоль улицы, часто встречались армейские патрули, он всякий раз настораживался, видя готовые к бою автоматы, но Мария щебетала весело и беспечно, он переводил дыхание, кивал, соглашался.
