Она поспешила вернуться к своим обязанностям хозяйки, предоставив Марии размышлять об этой ошибке, безусловно, очень любопытной с философской точки зрения.
В ближайшие дни Гана, использовав весь свой авторитет, вмешалась в конфликт сторонников разведения садов с расчетливыми господами из муниципалитета, успешно и убедительно выступив по этому поводу в Американском клубе. «Врачи, — заявила она между прочим, — высказали в связи с этим серьезные замечания. Не пора ли выступить и пражским матерям, дорожащим здоровьем и благоденствием своих детей? В настоящий момент уважаемых членов Американского клуба должны интересовать не проблемы эмансипации и просвещения, а важнейшие вопросы народного здоровья, ответственность за процветание молодого поколения, — вопросы, к которым мужчины не относятся, да и никогда не относились с должным пониманием, добросовестностью и чуткостью».
Петицию, составленную писательницей Элишкой Красногорской[55] в характерном для нее прочувствованном стиле, подписали шестьсот членов Американского клуба. Весьма вероятно, что к этому времени городское управление уже само пришло или приходило к выводу, что не следует, пренебрегая хором возмущенных голосов, и в первую очередь мнением врачей, использовать освобождающуюся территорию только в интересах казны. А может быть, в момент, когда «американские» дамы вручили пражскому муниципалитету свою петицию, весы, на которых взвешивалось окончательное решение, находились в столь неустойчивом равновесии, что сотни подписей эмансипированных возмущенных дам способствовали тому, что чаша сторонников разведения садов перевесила. Как бы то ни было, но девять дней спустя городское управление опубликовало в газетах важное сообщение, что на участке между Конскими и Новыми воротами, перед вокзалом имени Франца-Иосифа I, на месте бывших городских стен будет разбит роскошный парк.
Как власти распорядятся остальным обширным пространством, которое высвободится после сноса городских стен, в сообщении городского управления не указывалось; тем не менее удовлетворенные пражане толпами устремились на выставку макетов, планов и эскизов будущего парка, устроенную в большом зале ратуши на Староместской площади. На выставке их взорам открылось невиданное великолепие. Посреди парка, на уровне главного входа в вокзал, возведут искусственную скалу с искусственным водопадом, низвергающимся в искусственное озеро. По другую сторону дороги, на ровном месте, обозначенном словом «corso», против озера, раскинется огромная клумба, так называемая «цветочная сказка». Вправо и влево от нее построят курзал и ресторан, где будет играть оркестр. В юго- западной части парка, выходящей к Вацлавской площади, на месте Конских ворот, воздвигнут огромный музей с фонтаном, на другом конце парка, где теперь Новые ворота, — международный отель с большим залом, где можно будет устраивать концерты и театральные представления. В самом парке, под сенью каштанов и лип, среди веселых газонов, в многочисленных киосках с лимонадом и содовой водой, похожих на увитые цветами беседки, жаждущие смогут получить прохладительные напитки. Зеленые скамеечки по обочинам тропинок и аллей, красиво посыпанных песком, будут призывать к отдыху. Позаботятся власти и о птицах небесных, устроив для них изящные кормушки.
«Это моя заслуга, — думала вновь почувствовавшая себя счастливой Гана, разглядывая эти ошеломляющие проекты. — Даже если до конца дней моих я больше пальцем не шевельну, все-таки я смогу себе сказать: жизнь моя прожита не напрасно».
В течение следующих месяцев пражские газеты изо дня в день уверяли нетерпеливых пражан, что работы вот-вот начнутся и к сносу стен приступят очень, очень скоро, в самое ближайшее время. Были объявлены торги на работы по сносу стен между Главным вокзалом и Влтавой; работы эти были поручены подрядчику мастеру Саллеру, который обязался выполнить их за точно установленную сумму в двадцать тысяч сорок три гульдена и восемьдесят крейцеров, ни больше и ни меньше. Однако неделя шла за неделей, а для сноса стен ничего не предпринималось. «Начнут ли они когда-нибудь? Доживем ли мы до этого?» — возмущались пражане.
Тормозил начало работ, как это ни странно, тот самый Мартин Недобыл, который с таким нетерпением ждал сноса стен, и счастье его, что общественность не узнала об этом. Дело в том, что после решения вопроса об использовании территории, которую занимали стены, возникла еще одна проблема: как быть со строительным мусором и землей, — переправить их по железной дороге с Главного вокзала за город или перевезти в долину Нусле фургонами, точнее, фургонами Мартина Недобыла, ибо последнюю мысль выдвинул именно он. Сам он не был членом пражского городского управления, но имел там своих подставных и подкупленных лиц, и они упорно отстаивали его интересы. Спор, как обычно в таких случаях, завершился компромиссом: часть строительного мусора и земли решили перевезти по железной дороге, а часть — в долину Нусле.
Двадцатого июля в четыре часа утра отряд рослых парней, возглавляемый мастером Саллером, с тачками, заступами и лопатами поднялся на мост, перекинутый над сортировочной Главного вокзала, а оттуда — на самый северный конец стен пражского Нового города. Утро выдалось чудесное, на валах, в кронах деревьев щебетали птицы, на изумрудных лужайках блестела роса, струйки дыма, то тут, то там подымаясь из труб спящего города, прочеркивали небо, покрытое розоватыми барашками облаков. Рабочие были молчаливы, несколько растерянны, все они, вероятно, чувствовали, что наступает исторический момент и первый, исторический шаг совершат они: вместе с укреплениями снесут места, где проходила их молодость; разрушая стены, уничтожат часть тысячелетнего прошлого Праги.
— Что ж, взялись! — сказал мастер Саллер и, взмахнув заступом, вонзил его острие в мягкую, размокшую почву.
Из всего сказанного явствует, что Мартин Недобыл все-таки выиграл ставку всей своей жизни: посаженные им много лет назад деревья принесли сочные плоды; ему оставалось лишь протягивать руку, срывать их и подносить ко рту. К слову сказать, плоды были не без изъяна: во-первых, замечательный парк, задуманный городским управлением, не доходил, как этого хотелось Недобылу, до самого железнодорожного моста, за которым начиналось Ольшанское шоссе — бесспорно, будущая главная артерия милого его сердцу Жижкова и южная граница его любимой «Комотовки», ибо между мостом и парком, как мы знаем, предполагалось построить международный отель; во-вторых, при вывозе строительного мусора и земли Недобылу тоже не удалось, как мы упоминали, урвать желанный куш целиком, ему досталась лишь половина. Но если в нашей земной юдоли действительное всегда бесконечно далеко от желаемого, то нередко случается и обратное — вдруг человеку выпадает удача, о которой он и не мечтал. В то время, когда Мартин мрачно изучал в Староместской ратуше макеты и планы, вызвавшие у Ганы мимолетную иллюзию ее личных заслуг и полноты жизни, виноградское городское управление — напомним, что интересующий нас Жижков входил тогда в состав самостоятельного города Королевские Винограды, — после непрерывного шестичасового заседания единогласно приняло важную резолюцию, подспудной и притом важнейшей целью которой было утереть нос мелочным, скупым, жадным и нерешительным обывателям — старейшинам Праги, которые из колоссального освободившегося пространства решились пожертвовать на эстетические и оздоровительные нужды общества лишь маленький, жалкий кусочек и заложить там садик, который со смешным чванством назвали парком, и даже — да поразится мир! — роскошным парком. То ли дело мы, виноградские старейшины, не им чета! Королевские Винограды — город только зарождающийся, ничтожный по сравнению с матушкой-Прагой, даже не самостоятельный город, а скорее, предместье, и его пригородный характер станет еще очевиднее, когда снесут стены, отделяющие его от Праги. И все-таки мы — маленькие, бедные, незначительные, не имеющие ни древних традиций, ни собственной истории, — лучше вас сумеем позаботиться о здоровье своих детей и внешнем облике города, который возводим своими мозолистыми руками. Вы закладываете свой жалкий садик ниже вокзала имени Франца-Иосифа I, а мы, наперекор вам, выше того же вокзала на своей территории, между Королевскими Виноградами и Жижковом, за корпусами газового завода разобьем замечательный парк, втрое больше вашего паршивенького садика, парк, какого не постыдились бы крупнейшие европейские города. Мы, разумеется, не страдаем, подобно вам, манией величия и свой парк не назовем «роскошным», и вообще мы назовем его не «парком», а по-народному, по-чешски, просто «садом», впрочем, не обыкновенным садом, а Райским.
Такова была резолюция виноградских старейшин. Мы рассказываем о ней столь подробно потому, что от возвышенности, на которой собирались разбить Райский сад, до Недобыловой «Комотовки» было рукой подать, и таким образом, ущерб, нанесенный ему пражским городским управлением, втрое возместило
