Макарыч успокоенно ложился спать. Да вдруг среди ночи вскочил в поту. По избе заметался. Стал трубку искать. Курил быстро.
—
Что с тобой, отец? — проснулась Марья.
—
Ништо. Ты спи.
—
Рано. С чего вскочил?
—
Охолону малость. Сон дурной, Кольке худо. Пьяным привиделси, веселый. К мине битца лез.
—
Не к добру.
—
То-то и я так мерекаю. На душе свербить
шт
ой-то.
Макарыч в исподнем вышел на крыльцо глотнуть воздуха. Остыть от внезапной тревоги. Вернулся не скоро. А чуть вздремнул — шаги на крыльце услышал. Вскочил. Сна — будто не было. В избу вошел Колька.
—
Што, сынок? Навовси?
—
Ага.
—
По што?
—
Потапов прилетел! Говорит, война началась.
—
Иде?
—
Немцы на нас напали.
—
Ерманец такой. Слыхивал.
—
Рассказывает Потапов, будто работы сворачивать станут. Потому что воевать надо.
—
Вона как… Верно, тибе намекал?
—
Всем. Ну да мне в техникум скоро.
—
Тибе не признал, значитца?
—
Что ты, будто о незнакомом, осведомился.
—
Зазорно?
—
Смотря кому. Ребята просили остаться, но я ушел.
—
Про девку-то спрашивал?
—
Как же.
—
Ну и што?
—
Разозлился. Говорит, в больницу надо. Зачем, дескать, к знахарям водить. Ребят ругал. Велел забрать ее. Наверное, за нею скоро придут.
—
Хрен ему в зубы. Слаба ишо. Не пушшу. Да
и
кости перешибу, ежели хто сунетца. Нехристи окая
н
ные. Загробили девку и выходить не дають. Выкусят они у мине вот ето, — Макарыч сложил черную фигу и покрутил у себя под носом.
—
Я и сама не пойду к ним больше, —
внезапно
вмешалась Зойка. Подойдя к столу, она стукнула худым мальчуковским кулаком. — Хватит с меня.
—
Пора ужо тибе одуматца. На че те тайга?
—
Да не в ней дело. Учиться поеду поступать. В Колькин техникум.
—
Верно, Зоя, — обрадовался парень такому обороту.
—
Опомнился, спросил! А проведать никто не пришел. Да, может, меня и на свете нет! Нужна здоровая. Больна — забыли. В больницу, вишь, надо было! Нужна там кому. Доктор тот на меня мужиком смотрел. Ему не до моих болячек. И эти хороши. Сплавили и ладно. Теперь знахарем называют. Да Потапов давно мне по ночам про любовь шепчет. Все лысину свою беретом закрывает. Годы убавляет. Будто не знаю ничего о нем. Не пойду к ним. Сыта я их тайгой!
—
Охолонь, Зоя, охолонь. Хошь и решилась ба
не выпушшу. Я настырнай. А што надумала, то по правди вовсе неплохо. Времечко тибе и об завтрем помыслить.
До первых петухов, как влюбленные, просидели Колька и Зойка. Вышел Макарыч послушать, как они воркуют, да чуть по-нехорошему не обозвал. Про какие-то синусы друг дружку пытают. Поначалу думал, что нонешние так объясняются. Оказалось, тут любовью и не пахло. На всякий случай к Марье пошел разузнать. Та спросонку ничего не могла понять.
—
Синусы? Чего это?
—
Може, эдак ноне друг дружку называют? — допытывался Макарыч.
—
Не рехнулся ли ты, отец?
—
Рехнесси с ими. Я-то помышлял, как ба дом им наладить. Вдвух с Колькой срубили б скоро. Они ж про то и в ус не дуют. Экая несуразица получается!
—
Оженишь. Успеется. Пускай потешатся.
—
Оно и верно. Только она, — черт, не наше во Бога! — небось Колькой гребуить? Мозги зазря сушить? Тоды я ее за косишши оттаскаю. Не по- гляну, што на рожу ладная. Чево кочевряжитца? Не урод парень-то. Не густо ноне таких. За счастье почитала ба.
—
Кто их знает. Колька и сам разборчивый.
Макарыч даже вздрогнул. Припомнилась
Полька, Колькина зазноба. Нехорошо в душе стало. Может, та Кольку присушила? На Зойку и не смотрит. Свое на уме держит. Вконец озлившись, он так грохнул по столу кулаком, что стекла дрогнули.
Почуяв неладное, Колька прибежал. Макарыч коршуном на него наки
н
улся:
—
Кады оженисси?
—
Да ты что, отец?
—
Бери девку, говорю! Чую, баба с ей добрая станет. Аль не люба?
—
Рано мне.
—
Ишо што? Само время. Може, друга болячка помехой стала?
—
Не-е-ет…
—
Не тяни. Бери, пока твоя. Не то упустишь.
Такая не залежитца. Товар добрый. Как мужик вижу.
—
Не торопи. Так лучше. И мне, и ей.
—
Марье помощница надобна. Мине внуков при жизни понянчить охота. Поглянуть их. Аль старости моей не утешишь?
—
С этим успеется.
—
То-то вы нонешние несговорчивый да нескладный. Мине б твою долю в леты ети. Оженился б не сморгнув.
—
Учиться хочу.
—
Не перечу. Но баба в том не помеха.
—
Она тоже учиться будет.
—
Ей ето лишнее. Зачем голову наукой забивать? Нехай детей родить. Ета наука сподручней. И ума ученова не требуит. При мужике грамота — дело зряшное. Баба, она хто? Хозяйка в доме. Мать детям. Наука их портить.
—
Не Зойку.
—
Прожила же я без грамоты, — вставила Марья.
—
Ты, мать, в наши дела мужичьи не встревай. То не твово ума курьева дело, — оборвал Макарыч.
Вы читаете Макарыч
