Ешь, бедолага! А то уже через уши говно попрет, никто не даст пожрать! Даже у тебя отнять решились! — хотела уйти, но не тут-то было. Антон намертво вцепился в руку девчонки.
Возьми к себе! Хочу с тобой!
Куда заберу? У самой никого нет! Не могу! — вырывала руку Катька, но Антон вцепился намертво.
Не пущу! Возьми к себе! Девчонка не ожидала такого поворота, стояла растерянная.
Забери, накорми, отмой его! Может, сыщешь его родителей!
Не бросай мальца! Не дай сдохнуть! — уговаривала толпа.
Вы рожаете, а я — расти его? — оглядела Катька собравшихся недобрым взглядом.
Да она и есть его сеструха! Гля, как он впился в нее! Просто башлять заставила! — вывернулся из-за спин все тот же алкаш.
А может, твой? С чего ж к шапке полез как в свой карман? Почему другие не посмели? На выпивон сшибал под мальца? — рявкнула Катька. Толпа загудела, взяла пьянчугу в кольцо.
Бог с вами! У меня и бабы отродясь не имелось. А уж гнидов и подавно, — пятился мужик от свирепеющей толпы.
Кто-то уже успел схватить его за душу, другой, не мешкая, подсадил фингал на глаз.
Расплодились, козлы вонючие! Напустили нищету на свет! А мы корми! — ревела толпа, требуя сдачи за свою доброту с пьянчуги.
Пацановская кодла тем временем чистила карманы, сумки, сумочки, мигом подхватывая все упавшее, слетевшее, отобранное.
Антошку выволокли из этой свалки, чтоб не затоптали ненароком в пыль. У драки нет зрения и добра, а в злобе случалось всякое.
Антон сидел на ступенях, ел булку. Не сводил глаз с Катьки. Та пообещала забрать его к себе, но велела собрать еще денег на жратву.
Я не уйду, но ты ори как раньше! Чем больше дадут, тем лучше, — сказала пацану. Но тот, потеряв ее из виду, закричал еще громче. Ведь Катька взяла у него все деньги. Антон подумал, что девчонка обманула, взвыл громче прежнего.
Антону в шапку летели деньги, пряники, конфеты. Один мужик, сжалившись, уронил палку колбасы. Поднять, забрать ее стало стыдно. Яблоки, апельсины и бананы уже лежали горкой. Мальчишка не успевал съедать, но, даже жуя, он орал без остановки. А потому подаяния сыпались щедро.
Тем временем Катька с Колькой выясняли свои права на Антона.
Отдай «бабки», Кошка! Это мой малец! — нагнал Чирий Катьку уже в мясном ряду.
Отвали! Те «бабки» алкаш спокойно бы увел, и ты не дернулся б! А мальца бери. Мне он без нужды! Своих сопляков полно, харчить не успеваю! А этот навар не получишь! Я его вырвала. Мой он!
У алкаша свое зубами вырвал бы! Вся кодла здесь пасется! Не слинял бы! Свое положил бы! Секешь, стерва, что с ним изобразили б! И ты не возникай. Вытряхивай навар шустрее!
Пошел в с раку! — рассвирепела Катька.
Только хотела уйти, Колька схватил за плечо:
Стой, стерва!
Что за базар? — услышали оба и, оглянувшись, увидели Пузыря. — Чего прикипелся к ней? — подошел Толик к Чирию.
Тот поспешно сдернул руку с Катькиного плеча и рассказал все.
Не возникай, Чирий! Тот алкаш из городских бомжей. Тряхни его, враз станешь западло всюду. Нас засветит любой, и навешают всех чертей! Дышать не дадут. Да и Антона у себя уже не приморим. Его деревенщина шмонает по городу. Сунутся к ментам, те враз его надыбают. К нам возникнут. Докажи потом, что он сам нарисовался. Скажут — сперли пацана, выкуп вымогали. Знаешь, что за это светит? Я не хочу в зону влипать. Отдай им Антошку скорее! И кайфово, если Катька это справит. Вякнет, будто на базаре нашла его!
Ну, уж хрен! Затырить надо! Он, гад, хоть и вонючий хорек, а набашлял кучеряво. Полную шапку! Вся кодла за день столько не насшибает! К тому ж, дарма не отдам. Приморю на недельку и «бабки» сниму за засранца! — не соглашался Колька.
Его на базаре застукать могут. И отнимут в наглую! Да еще вломят за говно! — уговаривал Пузырь.
Пусть Кошка у себя притырит. Слышь ты, падла, бери засранца! Таскай по разным местам. Пусть пашет этот хмырь на нас, но на навар доиться станешь! Пополам! Доперла? Пока его не надыбают! — предложил Чирий и добавил: — Пока мальца найдут, время пройдет. А нам — подсос…
Антошка бежал за Катькой, пыхтя. В одной руке кусок колбасы, в другой — половина батона. Свора голодных бездомных собак скакала за ним по пятам, скуля и лая, выпрашивали жратву, но Антошка никогда не отличался щедростью. Он чувствовал лишь собственное пузо и любил лишь себя.
Катька еле волокла тяжеленные сумки, свой и Антошкин навары, и даже не предполагала, что мальчишка уже определил, сколько он сожрет по приходу домой и сколько на ночь. О Катьке не думал, не взял в расчет. А потому, едва переступив порог дома, тут же сел возле сумки и стал грызть все подряд.
От него, едва подступив к пацану, отскочил Голдберг, отчаянно чихая. Зинка смотрела во все глаза, как быстро худеет сумка. Но вот Антон доел конфеты и закрыл сумку. Теперь решил оглядеться. Увидел Зинку и запустил в нее огрызком яблока.
Ну, держись, засранец! — кинулась к пацану. Тот нырнул под стол и заорал так, что стекла в окнах зазвенели, а громадный Голдберг вылетел во двор с воем.
Ты откуда его взяла?
На базаре! Сам нашелся! — заткнула уши Катька. Зинка выволакивала Антошку из-под стола. Тот упирался, изворачивался, кусался.
Погоди! Дай я его вытащу! — стукнула Катька по столу. Мальчишка на минуту затих. — Еще раз пикнешь, выкину из дома насовсем! Там за домом собаки! Один звук, и ты вылетишь к ним! — предупредила Дикая Кошка.
Антон, испугавшись, взвыл в полную глотку.
Он орал от страха перед улицей, где у него никого не осталось. А собак боялся всегда, поэтому кидал в них чем попало, едва завидев псину. Он потому и бежал бегом следом за Катькой, боясь, что какая-нибудь из своры нагонит и укусит, отнимет жратву. Он боялся голода и боли, но как от этого защититься не знал и пускал в ход первое, самое безотказное и надежное. Но… он не знал Катьку. Та всегда держала свое слово и, услышав визг, ухватила стол, сдвинула его, поймала за лямки Антошку, поволокла к двери. Но не тут то было. Пацан зацепился за ножку стола и потянул. С него полетело все, что принесла девчонка из города. Банки со сметаной разбились вдрызг. Лопнула бутылка молока, разлившись на полу, в него упали яйца и колбаса.
Падла! Зараза! Свинья! — схватила мальчишку за ухо. Тот вцепился зубами в ногу и не отпускал.
Катька вскрикнула и ударила пацана по голове. Тот разжал зубы и потерял сознанье.
Давай вышвырнем во двор! Зверюга какой-то! —
Мне его Чирий дал. Ему вернуть надо. Завтра утром отведу. Пусть сам с ним кувыркается, с этим психом! — останавливала Катька кровь на ноге.
Слушай, с ним в одном доме невозможно дышать. Он все провоняет. Куда хочешь его день! — взмолилась Зинка.
Ну, помой, пока он в отрубе.
Зинка сняла портки с мальчишки, вынесла их во двор. Едва взялась помыть задницу, Антон тут же пришел в себя.
Ну, падлюка! Я думала, у него голова на плечах растет как у всех, а у него все местами поменялось! Чуть попала вода на жопу, он очухался, — зажимала Зинка нос. Все руки — в дерьме. Антон постарался…
Это не беда, что Зинка колотила его по заднице. Антон знавал кое-что покруче.
