трясущимися руками. Вздыхал тяжело.

— Что ищешь, Акимыч? — подошел к нему Ашот.

— А, это ты, — узнал его лесник. И, отвернувшись, сказал: — Вовсе участок мой сгубили. Ну и злыдни. Ни один саженец не уцелел. А и взрослые померли. Не дадут больше деток. Что ж делать теперь стану? Нет леса. Бездомный я нынче. Хозяин пожарища. За что же вы так? Что худое вам учинил? Иль помешал чем? К тайге душу не поимели. На корню все сгинуло. А у меня в эту весну, считай, все саженцы прижились. Ровно погибели скорой радовались. Деревья так дружно распустились. Думал, вот уйдете вы с моего участка, и засажу я его молодью. Чтоб и памяти от вас не осталось, ан, вишь, как приключилось. Оголили все.

— Не хотели. Разве думалось? Видишь, сколько людей прислали, чтоб скорее погасить пожар. Чтоб большего пожар не унес. Твой участок пострадал, зато другие целы. Их спасли. Они тебе помогут и саженцами, и деревьями. Хорошо, хоть люди не пострадали. Лес со временем восстановится. Что ж теперь убиваться, — успокаивал Ашот.

— Когда все это оживет? Уж не увижу я своего участка прежним. А какой красивый был, всем на зависть. Да только от красы его одни головешки остались. А сколько я тут сил положил! Считай, жизнь мою спалили. Ничего и никого на свете у меня не было, кроме него…

Из глаз лесника двумя прозрачными горошинами слезы выкатились. Старик, устыдившись, спешно вытер их.

— Давай присядем, — предложил Ашот.

Никодим опустил голову. Присел на обугленное бревно. Закурил.

— Сколько зверя погибло. Без счету. Уж лучше бы я не дожил до такого дня.

— Вот это ты зря. Разве твоя жизнь не стоит этого участка?

— А что она без него? Я ж лесник. Мне каждое дерево тут родным было. Что дитя кровное. Каждое под сердцем грел. Они мне и погоду показывали, и кормили. И берегли меня. От болезней. Участок мне дороже дома. Что я без него? Пусть бы изба сгорела. Новую можно было поставить. А тайгу? Где я ее нынче возьму?

— Акимыч? — услышали они голос за спиной. И оба оглянулись. К ним торопливо шел директор лесхоза: — Ну что, старина, плохи дела наши?

— Да хуже некуда, — тихо ответил Никодим.

— Теперь сколько ни горюй, участок этим не поднимешь. Я вот что думаю: давай-ка мы занарядим к тебе на участок трактор. Пока время есть —

проведем раскорчевку. Вспашем. И из питомника саженцы привезем. Ель, березки, рябинки. Кое-что с соседних участков возьмем. Взрослых деревьев. Чтоб по твоему методу все было. Авось со взрослыми малышняк получше примется. А там и с опытной станции кое-что возьмем. Людей я пришлю, под твоим контролем будут работать. Ты с них глаз не спускай. Трудно будет успевать — помощника дадим. Проинструктируем. Хорошо?

— Спасибо, Дмитрич, на добром слове. Да только не знаю, как потяну. Ох и горько мне нынче. Будто не участок, себя похоронил. Хватит ли теперь сил? Ведь все по новой надо.

— Ничего, Никодим, твое горе и наши ущербы кое-кому отольются, — метнул недобрый взгляд в сторону Ашота директор лесхоза.

— Мне что с того? Одно прошу — сгони ты их с моего участка. Чтоб глаза этих разбойников не видели. Доколе они калечить тайгу будут? Пусть убираются навовсе. Хоть лесу покой дадут. В тиши да в хозяйских руках, может, и подниму еще участок. Но не с этими. Чтоб ни одного тут не осталось. Уж нынче не стану с ними говорить. До большого начальства дойду. Но тайгу не дам больше в обиду, — грозил лесник.

— Ты успокойся, Никодим. Иди отдыхай. Все ж двое суток на ногах. Сегодня спи. К вечеру придет трактор. И люди. Завтра работать начнешь. Силы понадобятся. А с виновными мы и без тебя справимся. У нас с ними свои счеты. Все предъявим. Рады будут на луну от нас сбежать — сами, без уговоров. Ни одного больше не увидишь на своем участке. Живи спокойно. За тайгу и за тебя есть кому вступиться. А чтоб геологам неповадно

было впредь, материал сегодня же в прокуратуру пошлем. Там разберутся. И виновных не оставят без наказания.

— Это мне и так известно. Но не забывайтесь. Вы в данном случае говорите не как работник государственного учреждения, а как делец. Что вы грозите мне?! Случился пожар. Это факт. Никто не отрицает. Но чья вина в том — будут разбираться специалисты. И установят не только причину, а и виновных. Мы тоже не по своей прихоти здесь. А делаем нашу работу. Порученную, как и вам, государством. И наше дело не менее важное, чем ваше. Не вы распоряжаетесь работой геологов. Не вы прислали нас сюда. Не вам и командовать, где и когда сворачивать работы. Мы еще посмотрим, кто будет виновным признан! И кто оплатит ущерб. Мои люди тоже потеряли на пожаре рабочие дни. Посмотрим, кто их оплатит. Кто компенсирует день простоя профиля? Это вы дали почвенные карты нам, которыми мы пользовались и взяли за основу! А вот торфяные залегания в них не указаны.

— Лесник говорил!

— Лесник — не официальные карты. Его слова не пришьешь к заключению почвоведов! — терял терпение Ашот.

— Подорожник предупреждал.

— Он не почвовед. Он специалист в своей области. И мы не обязаны были прислушиваться к его рекомендациям!

— Прокуратуру послушаете! — не уступал директор.

— Там всех выслушают. И разберутся. Обращайтесь. Я только рад буду такому повороту!

— Что ж, посмотрим на вашу радость, какой стороной она к нам повернется. Но и после слов лесника вы обязаны были вызвать специалистов-почвоведов для повторного анализа!

— И потерять на этом целый месяц! Так? Наши задания тоже связаны с определенными, жесткими сроками, которые не имеем права нарушать. Вы свои заботы не перекидывайте на чужие плечи. Самим надо управляться, следить и перепроверять. В случае сомнений. И мы не будем отвечать за ваши просчеты и ошибки! — горячился Ашот.

— Но мы заставим вас считаться с нами! — уже кричал директор лесхоза.

— С вами, но не с ротозейством! Организация полезна тогда, когда в ней работают опытные специалисты, приносящие реальную пользу своим делом. А не очковтиратели и крикуны.

— Да хватит вам! Надоело. Голова пухнет от ваших криков. Праведники сыскались. Виновных искать будете. Не беде помочь, а горя прибавить горазды. Иль тем сыты станете? Иль участок тем поднимете? Радость получите, изголяясь, кто праведнее да ученее? Разве о том нынче говорить надо. Неужель, став начальниками, людьми быть перестали? О чем спорите? Кто больше потерял на пожаре? Геологи иль мы? Да нет. Тайга потеряла больше всех. А она каждому нужна. Всегда. А вы копейки на ее гибели считаете. Крохоборы. За грошами — тыщи проглядели. А еще грамотные. С дипломами. Где такие берутся? — отвернулся лесник; вздрагивая плечами, отошел от пристыженных спорщиков.

Директор лесхоза неуклюже топтался на месте, выжидая, когда уйдет Ашот и можно будет без свидетелей помириться с Никодимом. Но Ашот не уходил. И, кажется, не собирался оставлять наедине лесника и директора.

Евгению Дмитриевичу Лебкову, директору лесхоза, очень нужно было поговорить со стариком с глазу на глаз. Но к тому уже подошел Ашот:

— Прости нас, Никодим. Прости нашу глупость. У тебя горе, а мы… Ты прав. Не о том говорили. А спорить уже не о чем. Ты только зла на нас не держи в душе.

— Пошли ко мне в избу, — внезапно предложил Никодим обоим.

Ашот и директор, перекинувшись неприязненными взглядами, все же молча последовали за лесником.

В доме оба за стол сели. Хозяин на стол накрыл. Достал рябиновую настойку. Выпить предложил. Отказались дружно. Сославшись на дела и заботы. На предстоящий нелегкий день. Никодим оглядел обоих начальников, усмехнулся:

— И смешно и горько мне смотреть на вас. Чего насупились? Ведь не вы — участок беду потерпел. А друг в дружку глазами молнии мечете. Ко мне геолог сумел подойти. Извинился. Верно говорил. А вот друг с другом почему не можете? Иль взвешиваете, кто из вас больший начальник, а кто меньший? Чтоб