— Митя, — тихо позвала его мать. — Давай кошке ушки почистим.

— Кошке? — нарочито громко переспросил Квас, зная, что кошка прекрасно все просекает. — Ухи почистить? Се-е-ей-ча-а-асс!

— Ну тихо, тихо. Она же все, девочка наша, понимает.

— Капнули мы ей в прошлый раз многовато. То-то она все ходит, ушами трясет. Сейчас маслицем почистим.

Мать села на стул, надела перчатки и взяла клетчатый плед.

— Ну все, давай больного.

— Где она?

— Вон, на холодильнике.

Черно-белая кошка («торпедовская»* (*Квас, называя свою черно- белую кошку «торпедовской», имеет в виду клубные цвета московского «Торпедо»), как называл ее Квас) внимательно следила сверху за приготовлениями к процедуре. Квас схватил ее в охапку и поволок к матери. Сначала кошка сидела спокойно, только внятно ругалась на своем кошачьем языке.

— Ну, Лиска, не капризничай, не так уж и больно. Что ты кричишь?

— Больно, вот и кричит. Ого!

— Ой, ужас какой! Сиди, Лиска, спокойно. Вон Митя какой доктор, вон какого крокодила вытащил.

Кошка взбунтовалась.

— Как, Мить, видно? Ты скажи, как мне сесть?

— Ты, мам, голову ей не держи, ты задницу ей держи, она задницей выскальзывает. Все, переворачивай, а то она совсем взбесится.

— Что, убили тебя? Зато уши чистые. Капать будем сегодня?

— Нет, капать завтра.

— Ну тогда все. Фу, отпускай.

— Сейчас мы кошке «Вискаса» дадим…

Лиска, пригнув голову к полу, удирала, куда глаза глядят.

— Цурюк! — остановил ее Квас. — Жрать будешь?

Лиска уже привыкла к манере разговора Кваса, ведь она была на его попечении. Поэтому на слова типа «Вис-кас» и «кушать» она не обращала внимания, а слово «жрать» уже усвоила. Так же она понимала слова «цуркж», «хальт», фразы «куда прешься, еще не остыло», «а я сейчас за веником схожу» и еще несколько речевых оборотов, употреблявшихся Квасом, когда Лиска ложилась на клавиатуру компьютера, драла мебель или шумела ранним утром песком в своем поддоне. Поэтому после приглашения она, пританцовывая, потряслась к миске.

В гостиной заворочался вылезший из ванной отец — устраивался перед телевизором. Скоро оттуда, перекрывая рекламу прокладок, донесся его голос:

— Все, я ванну освободил.

— Ты что, в ванну идешь сейчас?

— Ага.

— Опять курить там будешь?

— А как же.

— М-мм, понятно… Тебе будильник на сколько завести?

— Да я сам себе, в принципе, заведу… На восемь, однако.

Когда Квас уже вытирался, в дверь ванной постучали.

— Ну, чего?

— Чего… трубку возьми.

Отец протянул ему трубку радиотелефона. Продолжая вытираться, Квас прижал трубку к плечу, а свободной рукой закрыл дверь.

Это звонил Роммель, и они обговорили все насчет похода, потом Квас, не откладывая, перезвонил Сергею.

Когда Квас выполз из ванной, мама в халате уже шла в спальню. С кухни доносилось радио — отец был все еще там.

— Уже ложишься, мам?

— Да, спокойной ночи. Вы там не очень шумите на кухне.

— Да я, мам, тоже уже скоро ложусь.

— Так ты идешь завтра?

— Да, конечно.

— Ну, не пуха. Ты там, давай, повнимательнее. Ты все-таки уже большой — поговори там, как мужчина. Будильник я тебе завела.

— Спокойной ночи.

На кухне отец слушал что-то про бюджет.

— Мить, ложишься уже?

— Чаю попью и ложусь.

— Завтра там посерьезней. И без своих этих выкрутасов.

Квас деланно тяжело вздохнул.

— Завтра дома будешь?

— Нет, часов в семь ухожу.

— Опять Наташа?

— Нет, — пробурчал (что за манера — лезть не в свое дело!), — с ребятами прогуляюсь.

— Будешь поздно?

— Не знаю, навряд ли…

Его растолкали минут за пятнадцать до звонка будильника.

— Мить, ты не забыл, куда тебе надо? — из-за двери спросила мать.

— Нет, не забыл. — Квас сел на кровати. — А я что, проспал?

— Да нет, еще без пятнадцати.

«А какого ж тогда…» — подумал он, зевая.

— О-о-ой. Фу. Да… А ты, мам, чего так рано встала, сегодня ж суббота?

— Ну как суббота, дела ведь не ждут. (Что, так и будем через дверь разговаривать?) А потом мы с Леной на дачу едем. Папа тоже куда-то собрался.

Квас надел спортивные штаны и майку, прибрал постель и вышел наружу.

— С добрым утром!

— А когда ты едешь?

— Сейчас дела кое-какие сделаю, Зина позвонит, пообедаю и поеду.

«Отлично, — сделал вывод почтительный сын. — Похоже, предки сваливают на все выходные».

Квас принял душ, напевая «Deutschland, erwache!», переоделся в джинсы и рубашку и пошел завтракать. Взболтнул чайник, долил в него воды, включил и присел к столу, глядя на лоджию. Там, на старом столе, среди разномастых банок, сидела «Торпедовская² Лиска» и смотрела в мир. Ее усы подрагивали, а голова дергалась на звуки, как локатор. В кухню заглянула мать.

— Мить, попробуй, кошкина еда не остыла?

— Как попробовать?

— Как-как… Ложкой. Не умничай. Квас открыл крышку на миске.

— Чего это за дерьмо?

— Ты чего разговорился? Кошку покорми…

Квас налил себе чаю, кинул туда попку лимона и придвинул бутерброды. Неторопясь, поел, потом положил в кошкину миску еды и добавил от себя кусок ветчины. Он открыл окно.

— Ну ты, руки в масле, жопа в мыле * (*Квас имеет в виду обидную для торпедовских