швырнул Кваса на землю, вырвался, пнул ногой под ребра и убежал. Западло, что именно этот рэпер, одолевший Кваса в коротком поединке и нанесший ему болезненный, хотя и несильный урон, именно он и спасся из всей группы. Через мгновение после того, как рэпер унесся в темноту, подмога накрыла место схватки — и все было кончено. Квас стоял на коленях, задрав голову — был разбит нос. Болела скула от последнего удара. Редкие капли дождя, капавшие на лицо, были приятны. Прижав платок к носу, он медленно поднялся. Вокруг двух сбитых рэперов царило недоброе оживление. В этой бестолковой стычке, кроме Кваса, пострадал еще и Молодой. Ему, скользя, досталось пивной бутылкой по черепу. Квас растолкал друзей и тоже приложился по рэперам, но тут кто-то заорал, как ненормальный:

— Электричка!!!

Счет пошел на секунды. В любой момент могла возникнуть милиция, и точно, она появилась. Завыла сирена, но где-то далеко сзади, когда скины, матерясь, оступаясь, разбрызгивая грязь, подлетали к станции, почти вровень с начавшим тормозить составом. Несколько бойцов первыми ворвались в тамбур и исправно держали двери, пока вся бригада не оказалась в поезде. Квас забежал одним из последних. Когда он бежал, разбрызгивая кровь из носа, по бетонной лестнице, он подскользнулся на ступеньках, его кто-то поддержал, придал направление, крикнул вперед:

— Раненых не оставляйте, бля!

Электричка тронулась. Фу-у-у, ну все, теперь — домой. Скоро, уже совсем скоро все будут ужинать, сидя перед телевизором, отмокать в ванне. А сейчас можно успокоиться, расслабиться, потрепаться. Можно спокойно покурить в тамбуре, обстоятельно привирая о своих подвигах. Они шумно расселись по вагону. Человек десять пошли в следующий. Квас завалился на лавку и запрокинул голову. Подошел Сергей, посмотрел.

— Ну как?

— Хреново — во время бега все растряс.

— Сильно идет?

— Да уже нет, вроде.

Из соседнего вагона пришел Аякс, хлопнул его по колену:

— Ну как, Митяй, больно?

— Да не особо. А Молодой, как, у вас там сидит?

— У нас. Давай платок, у нас там парень с девушкой, у них минералка холодная, пойду смочу, если хочешь.

— Давай. Спасибо.

— Квас, еще есть платок? Тоже смочу, умоешься, у тебя вся рожа в крови.

— Разбрызгал, пока бежал.

Cергей достал свой платок.

— Возьми мой, если нет, он чистый.

— Да чего, Серег, не знаешь, что ли? У Кваса, блин, всегда их с собой целый мешок. Ага. Ну, сейчас, я приду.

От сочувствующих реплик Квас недовольно отмахнулся.

— Мы десять человек по больницам разослали — должен же был кто-нибудь из наших огрести?

— Гордись, Квас! Не по пьянке по роже получил…

— Ага, а сражаясь за нацию. Знаем, знаем: «так лучше, чем от водки и от простуд…» Да пошел ты!

— Во, глядите, Бабс пирожок ест!

— Уже где-то надыбал!

— Откуда взял-то, Бабс?

— С собой был.

— И молчал, да? Ах ты ж-ж-жопа!

— Бабс, видел бы ты сейчас свою довольную рожу!

— Отстаньте вы от меня. Человек вкалывает на оптовом складе по двенадцать часов, может же он себе иногда марципан позволить?

— Это марципан, что ли?

— Ага, с маком!

— Ах ты рожа! Так ты еще и наркоман к тому же!

— Жизнь наркомана — дерьмо!

— Бабс, дай куснуть!

— Да ты чего, он его уже сожрал.

— Вот так вот, Бабс! Ты знаешь, чего ты сделал? Ты обожрал голодных соратников!

— А прикиньте, в походе?! Он и плащ на одного себя накрутит!

— Да я хоть в походе, хоть не в походе, а спать с тобой рядом не лягу.

— А чем я тебе не нравлюсь, противный?

Развлекались, короче, — нашли жертву для незлых подначек. Тут в вагон зашел серьезный Роммель, а за ним — Аякс с двумя платками. Аякс отдал платки, и они с Сергеем стали координировать умывание Кваса:

— Ниже.

— Левее.

— На подбородке.

— На скуле.

— Не, не на этой.

— Вот и т. д.

Роммель взялся за железные ручки на спинках скамей.

— Мужики. Поступило предложение… тише, бля… мужики, есть предложение напоследок промяться по вагонам на предмет обнаружения ниггеров, хачей и прочей дряни.

— Погоди, Роммель, Квас вот кровь остановит.

— Да все уже, по хую, она уже не идет. Пошли.

— Пошли, мужики!

— Пошли, — кивнул в сторону Роммель, резко развернулся на пятках и двинулся вперед. За ним гуськом потянулись все остальные. Во втором вагоне скины уже столпились в тамбуре. Стоял возбужденный гомон голосов.

— Все ясно? — спросил Роммель. — Всей кучей не кидаться. Вот я, Бабс, Аякс, Повар — для начала хватит. Стоп-кран держите. Все ясно? Пряхи, цепи — в конец колонны. Все, готовы? Поехали.

Роммель пошел первым, за ним Бабс и все остальные. Шумно распахивали двойные двери, шли, шатаясь от тряски поезда, внимательно разглядывали пассажиров. Те удивленно поднимали глаза от книг и газет, прерывали разговоры, оглядывались вослед.

Они напоролись на того, кого искали, через четыре вагона. Объект сидел к ним спиной, справа от дверей на втором сиденье в углу у окна. Вагон был идеальным для работы — полутемный и почти пустой. Его население составляли две пожилых и одна молодая пара, алкоголик и старичок-дачник в потертом камуфляже и резиновых сапогах, читавший «Работницу».

— Штурм, — тихо сказал Роммель. — пробегись по остальным вагонам, оцени обстановку.

Штурм ушел. Объект был окружен плотным кольцом дрожавших от нетерпения бритоголовых. Объект — хорошо одетый молодой кавказец с одутловатым полным лицом — дремал, подергивая головой. Теплый темно-зеленый плащ был распахнут, демонстрируя окружающим шикарный костюм, а сбоку от кавказца стоял дорогой матовый дипломат. Очнувшись вдруг от дремы, кавказец обнаружил сидящих и стоящих повсюду злых скинов, а остальная публика жалась к противоположному концу вагона. Там стоял заслон из двух «мокрых асфальтов», и Боксер вежливо, но властно убеждал всех остаться в вагоне, обещая, что нормальных людей не тронут. Кавказец тоскливо забегал глазками по лицам, но всюду встречал злорадные и жестокие взгляды. Два раза он пытался встать, и оба раза его за плечи сажали на место. Они ухмылялись ему прямо в лицо, деловито снимая у него на глазах пряхи и цепи. В вагоне повисла гнетущая тишина, только один раз, когда жертву возвращали на сиденье, Аякс отрывисто бросил:

— Куда ты? Спокойней, мужик, теперь уже все.