Скажу ль, как мне был в помощь говорящий?
Вас взявшую, и как разъять тенета,
Что зыблет гору и велит вам петь.
И почему века, за годом год,
Ты здесь лежал — не дашь ли мне отчета?'
Помог, чтоб добрый Тит отмстил за раны,
Кровь из которых продал Искарьот,850 —
Прочнейшим и славнейшим из имен,851
К спасению тогда еще не званный.
Что мною, толосатом852, Рим пленился,
И в Риме я был миртом осенен.
Воспеты мной и Фивы и Ахилл,
Но под второю ношей я свалился.853
Божественный огонь, меня жививший,
Который тысячи воспламенил;
И матерью, и мамкою моей,
И все, что труд мой весит, мне внушившей.
Был жив Вергилий, я бы рад в изгнанье854
Провесть хоть солнце855 свыше должных дней'.
И вид его сказал: «Будь молчалив!»
Но ведь не все возможно при желанье.
Душевной страсти, трудно одолимый
Усильем воли, если кто правдив.
Дух замолчал, чтоб мне в глаза взглянуть,
Где ярче виден помысел таимый.
Сказал он мне. — Но что в себе хоронит
Твой смех, успевший только что мелькнуть?'
Здесь я к молчанью, там я понужден
К ответу; я вздыхаю, и я понят
Ответь ему, а то его тревожит
Неведенье', — так мне промолвил он.
Дивишься, древний дух. Так будь готов,
Что удивленье речь моя умножит.
И есть Вергилий, мощи той основа,
С какой ты пел про смертных и богов.
Поверь мне, повода, чем миг назад
О нем тобою сказанное слово'.
Их был обнять; но вождь мой, отстраняя:
«Оставь! Ты тень и видишь тень, мой брат».
Моя любовь меня к тебе влекла,
Когда, ничтожность нашу забывая,
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Тот ангел, что послал нас в круг шестой,
Еще рубец смахнув с меня крылами;
Назвал блаженными, и прозвучало
Лишь «sitiunt»856 — и только — в речи той;
Спешил наверх без всякого труда